Гуров от души посмеялся над незадачливыми диверсантами, пошедшими крокодилам на обед, и посочувствовал Александре. Но в голове-то у него постоянно крутилась одна мысль: кто же ты, милая девочка, в действительности есть, почему меня побаиваешься? Нет, скорее всего, к моему теперешнему делу, к иконе, ты отношения не имеешь, но… Что-то с тобой неладно. Вон как линии поведения меняешь! Как это там у классика детской литературы, присяжного гимнописца Сергея Михалкова? «Ведь недаром сторонится милицейского поста//И милиции боится тот, чья совесть нечиста!» Кстати, полнейший сюр по нынешним временам, куда там Пригову с Иртеньевым.
…Тут появился, наконец, долгожданный «дедуля», отец Михаил Бурнов. Он оказался внешне очень красивым – вот в кого дочка! – моложаво выглядящим слегка седеющим брюнетом с небольшой, аккуратно подстриженной бородкой. «Конечно, – вспомнил Гуров, – духовенство все-таки. Им без бороды нельзя».
Была в этом человеке этакая врожденная, природная элегантность, на которую даже бедность, которой в этом конкретном случае близко не пахло, отпечатка не накладывает. Казалось, подвяжись отец Михаил за неимением брючного ремня веревкой, все решили бы, что он сделал это нарочно.
Познакомились, завязался разговор, которому Гуров изо всех сил старался придать максимально доброжелательный, предельно далекий от допроса оттенок. Этого человека он просто обязан расположить к себе, от его расположения, от его готовности сотрудничать сейчас так многое зависит!
Вроде получалось. Вначале несколько настороженный Бурнов постепенно отмяк, стал приветливее. Видно было, что он не в восторге, что говорить о столь печальных событиях приходится с мирянином, но явно считает, что ему здорово повезло – мирянин, облеченный немалой властью и полномочиями, оказался тактичным, деликатным, просто по-доброму настроенным.
– Поймите меня правильно, отец Михаил, – Лев старался говорить самым доверительным, мягким тоном, – я никого не собираюсь ущучивать, шить какое-то дутое дело. Нет же! Мне нужна истина, и только вы можете сейчас помочь мне ее установить! Равно как только я могу помочь вам: найти ту самую паршивую овцу, которая поганит все стадо. Вы уж поверьте моему профессиональному опыту, совершенно исключено, чтобы преступник был человеком совсем со стороны. Шел, знаете ли, по улице мимо храма, а потом этак, между делом…Такого просто не может быть. Он непременно связан с вашей церковью. Может быть – не впрямую. Но как-то связан, следовательно, мы с вами – союзники.
Бурнов с грустью посмотрел на него:
– Конечно вы правы, Лев Иванович. Но… Поймите и меня. Вы – человек нецерковный, а в строгом понимании этого слова – неверующий, что бы вы на сей счет сами ни думали. Мало того. Вы, господин полковник, – представитель власти. А отношение Церкви ко всякой мирской власти… М-м… Неоднозначно. Увы! Власть земная лишь как исключение являет собой образ небесного совершенства. Бесконечно чаще она «…аки свиния лежит в калу…» отвратительных грехов, отражая, впрочем, лишь грехи и беззакония общества, ее породившего.
– А не корпоративность ли в вас говорит, отец Михаил? – возразил Гуров уже чуть пожестче. – Я поясню. Это как если бы в моем ведомстве случилось схожее несчастье, а разбираться в нем, да еще с правом окончательного решения, прислали бы ну, скажем, архиерея. Не скрою, мне бы такое положение дел весьма не понравилось! Но все это лирика! Человек-то убит, в конце концов. Давайте-ка сначала и поподробнее. Что вы можете сказать о личности убитого? Что это был за человек? Как попал в церковные сторожа? На работу вы его принимали? Или какой порядок у вас на этот счет?
Нет, конечно, сам отец Михаил покойного Григория Каленова на работу не принимал. Хотя санкционировал это около года с небольшим назад. А привела его и, собственно, на эту должность пристроила Муза Григорьевна Сукалева. Сама эта женщина – ктитор, церковный староста. Нет, это не клир. Из прихожан. Выборная должность, на церковном собрании избирается. Но с очень важными функциями: на ктиторе вся забота о церковном быте. Чтобы в храме было чисто. Чтобы было тепло. Чтобы был в достатке елей с лампадным маслом. Чтобы свечи были хорошие, да не втридорога, а по разумной цене. Тесто, опять же, для просфор, да и выпечка на ней. Все такое прочее… Женщина она со сложным, тяжелым даже характером, но глубоко верующая. А уж церкви преданная… Беспредельно!
Относительно самого Григория Каленова отец Михаил толком сказать не мог ничего. Плохо его знал: не такая уж великая фигура – церковный сторож. Сорока с лишним лет, пожалуй, ближе к пятидесяти. Неразговорчивый. Угрюмый, даже мрачный порой. Да, конечно, верующий. Иначе бы его не взяли. Соблюдал посты. Говел, исповедовался, причащался, как положено. Видимо, когда-то сильно пил, но ни в чем таком за этот год замечен не был. Вот и все, пожалуй.
Сам Гуров к такой краткой характеристике покойного сторожа мог бы добавить очень немного, хотя, конечно же, все возможности управления задействовал и информацию получил еще до визита к отцу Михаилу. Благо прописка у Каленова оказалась подлинная. Но была эта информация крайне обезличенная.
И нет ответа на очень важный вопрос: знал сторож преступника? Был с ним в сговоре и погиб, что-то не поделив с убийцей? Если нет, то зачем впустил его в запертый храм?! Ведь никаких следов взлома не обнаружено! А те первые четыре иконы каким таким хитрым образом увели у него из-под носа, да еще копиями подменили? Сплошные загадки…
– Хорошо, – продолжил свои расспросы Гуров, – я правильно понял, что служба в тот вечер, то есть перед ночью преступления, протекала обычным порядком? Меня вот что интересует: с какого времени Каленов остался в церкви один?
– Все верно. Служили всенощную. Я сам служил. Начали, как обычно, в пять часов вечера, а к половине двенадцатого ночи завершили. Пока собрались, переоделись… Еще минут сорок. С половины первого он точно один остался.
Так. По заключению медэкспертов смерть сторожа случилась в промежутке между двумя и четырьмя часами ночи. Вопрос: мог ли преступник спрятаться где-то в самой церкви, пересидеть час-полтора, а потом…?
– Нет, – достаточно категорично ответил Бурнов, когда Лев ему этот вопрос задал. – Во-первых, народу на службе было немного, все на виду. А во-вторых – где? Не в алтаре же, прости, господи, меня за эти греховные слова! Разве что в трапезной? Но какой смысл ему в трапезной прятаться, если рабочее место для сторожа в ней как раз находится?
«Очень большой смысл, – подумал Лев, – при условии, что сторож в сговоре с преступником. Значит, Каленов был в трапезной? Это интересный момент, нашли-то его труп совсем в другом месте!»
– Ответьте мне, отец Михаил, на очень важный вопрос. Далеко ли от того места, где висела икона, до двери в трапезную?
– Близко, пожалуй что. Икона висела в Богородицыном приделе, почти у Богородицыного алтаря. Близко, – решительно подтвердил Бурнов.
– А как вы думаете: если преступник каким-то образом пробрался в храм незамеченный Каленовым, то, когда он стал икону снимать, мог сторож из трапезной услышать шум?
– Должен был услышать. Не так-то просто ее снять. Да ведь размеры немаленькие, все же метр на метр тридцать. Опять же, вес солидный… Если не спал мертвым сном, – глаза священника округлились, он торопливо перекрестился, – ох, прости, господи, что это я про покойника говорю! Словом, если не спал, то услышал бы. Но как вор мог пробраться незамеченный? Церковь-то заперта! Сторож запирался изнутри, до самого утра.
«Вот то-то и оно, что непонятно, как, – подумал Гуров. – Или приходится предположить, что у преступника был дубликат ключа. Двери у храма две: одна – центральная, двустворчатая, парадный вход, так сказать. Ее открывают во время служб. Она мало того что запирается на мощный ригельный замок, так еще изнутри имеет прочный капитальный засов, который, кстати, был задвинут. Но есть ведь вторая, поменьше и одностворчатая. Она во время богослужения тоже отперта, но не только во время богослужения! Ее еще используют как своего рода служебный вход. Засова там нет, замок попроще – стандартная шведская система. Именно эта дверь оказалась открытой, когда пришедшая рано утром уборщица, обнаружив труп Каленова, вызвала ППС. А ведет она как раз в небольшой закуток, откуда, если повернуть направо, будет трапезная. Если дубликат существует, то это дубликат ключа именно от этой, одностворчатой служебной двери. Тогда сразу возникает вопрос: откуда дубликат? А труп нашли, да, все правильно, именно там. В Богородицыном приделе.