Как только Джон начинает заниматься со мной индивидуально, мой талант повергает его в шок. В конце одной из тренировок он поворачивается ко мне и просит перевести отцу: «Ваша дочь очень сильна. Она может как следует бить по мячу».
Вскоре Джон предлагает мне сыграть на однодневном субботнем турнире, где выступают местные игроки. Мне 11, а все мои соперницы взрослые – им за 20, 30, даже 40. Часть из них играют в теннис не один десяток лет. Но некоторых я обыгрываю очень легко. Я потеряла родную страну, однако, по крайней мере, сохранила талант.
С первым настоящим испытанием в Австралии я сталкиваюсь после двух недель индивидуальных тренировок с Джоном. Он заявляет меня и еще одну сербскую девочку из нашей группы на региональный турнир в Канберре для игроков до 14 лет. Эта девочка гораздо старше меня, но мы с ней немного общаемся, несмотря на неодобрение отца. Он никогда особо не жаловал моих друзей, но в Австралии стал еще строже.
Мама сербской девочки везет нас с ней и Джона с папой на своей машине в Канберру, столицу Австралии. Мы едем три часа, и, как только въезжаем в город, машина ломается. На улице холодно, и мы мерзнем на обочине в ожидании механика.
Когда мы добираемся на турнир, я за утро провожу несколько матчей, обыгрывая всех без особого труда. Пока я играю, отец выкрикивает мне указания и дает советы, будто я какой-то опытный боксер на ринге, а не маленькая девочка, размахивающая ракеткой на региональном теннисном турнире.
В четвертьфинале я встречаюсь с первой ракеткой турнира – 14-летней Бри Колдервуд. В моих глазах она выглядит устрашающе – через сетку она смотрится просто огромной. Я будто играю со взрослым человеком.
Я еще не знаю, что Бри – одна из лучших теннисисток страны. Она чемпионка Австралии в категории не только до 14, но и до 16 лет. Она одна из лучших юниоров и держится очень спокойно и уверенно. И она всегда улыбается. Оно и понятно – она лучше всех в своем возрасте. Впрочем, никто из собравшихся на том сонном канберрском корте ни черта не знает обо мне.
Когда судья на вышке объявляет начало матча, солнце уже низко. Прожекторы включены. Холодный воздух колется. Мы начинаем играть, и Бри ни одного очка не отдает просто так – как и я. Каждая из нас берет по сету.
Поскольку мой английский еще хромает, я не всегда понимаю, какой счет в гейме. Например, я не знаю, как по-английски «больше» или 40:15. Поэтому иногда я путаюсь.
Матч тем временем становится страшно увлекательным. Розыгрыши длинные и ожесточенные.
Пока все теннисные родители следят за игрой сдержанно, спокойно сидя на трибуне, мой отец носится вдоль корта. Когда они вежливо хлопают, он ревет как животное. Он кричит на хороших очках и на плохих. Своим раскатистым голосом он громко подсказывает мне по-сербски. Когда Бри оказывается с его стороны корта и она подает, он гремит металлическим ограждением у нее за спиной. Другие зрители начинают неодобрительно шипеть в его сторону. Я не поднимаю головы и продолжаю бороться.
Между розыгрышами я смотрю в сторону отца и вижу его с пивом. Для меня это необычно. Я вообще редко вижу отца пьющим, но вот он выпивает на юниорском турнире одно пиво за другим.
Розыгрыш заканчивается не в мою пользу, и он взрывается. Он швыряет бутылку пива в ограждение, а потом еще раз о землю. Такое впечатление, что кто-то запустил фейерверк. Толпа охает от звона битого стекла. Никто из зрителей ничего подобного на юниорском турнире никогда не видел. Даже я никогда не видела отца таким. Бри остается невозмутимой. Я тоже. Я концентрируюсь на Бри.
Некоторые решения судьи выглядят сомнительными, и я со многими спорю. Трибуны это не одобряют, но я уверена в своей правоте. Из-за пререканий нам дважды меняют судей на вышке – ими выступают другие игроки. В конце концов место на вышке занимает главный судья турнира.
Уже стемнело, а я продолжаю отважно принимать подачу моей гигантской соперницы, недостаток силы компенсируя рвением. Но через три с половиной часа побеждает все же Бри. Она реагирует очень милостиво и великодушно – особенно учитывая поведение моего отца, которое ей пришлось вытерпеть. Мне очень за него стыдно, а она, я вижу, добрая девушка. У сетки мы с ней обнимаемся.