***
Он снова был в моей комнате. Одно его присутствие делало все правильным, как будто раньше чего-то не хватало, и это было его тело — все шесть футов два дюйма — сидящее за моим столом.
— Здесь не так много места, но мы можем потренироваться в позициях и репликах. Если возможно, не в песнях. — предположила я. Сэм в последнее время спала намного больше, и я изо всех сил старалась вести себя тихо.
— Завтра мы могли бы попрактиковаться у меня, если хочешь.
— Я пас. Не думаю, что твоя сестра согласится на это.
Болезненное выражение, промелькнувшее на его лице, заставило меня закрыть рот и открыть сценарий. Мы не собирались обсуждать подобное. Мы собирались попрактиковаться, а потом он уйдет домой, а я буду делать домашнее задание и пытаться выбросить из головы его образ в своей комнате.
Таков был план.
Он встал и прошел в дальний угол моей комнаты, к двери в ванную. Я стояла неподвижно, как камень, пока он читал свои строки.
— Я знал, что так и будет.
— Правда?
— Каждый день в течение последних пяти лет я знал, что это произойдет. Я не знал, в какой день. Во сколько. Но не было никаких сомнений, что когда-нибудь, ты вернешься в мою жизнь. Так что я был начеку. Ожидая. Всегда.
Он медленно шагнул ко мне, и я сделала тоже самое. Мы встретились у моей кровати. Он бросил сценарий на одеяло и обеими руками, обхватив мои щеки, скользнул вниз по моей шее, приближая мои губы к своим. Я ждала, секунды тянулись, а мои колени начали дрожать. Он моргнул раз, другой, потом откашлялся и снова потянулся за сценарием.
— И на этом моменте мы целуемся или что-то в этом роде. Так что нам, вероятно, следует перейти к следующей сцене.
— Я думаю, нам надо попрактиковаться.
— Я так не думаю.
— Почему? Это ведь для спектакля, верно? Будет неловко, если на сцене поцелуй будет выглядеть так, будто мы не можем даже находиться рядом друг с другом, не говоря уже о том, чтобы притворяться возлюбленными. — Как только эти слова слетели с моих губ, я поняла, что в них кроется более глубокий смысл. Мне просто нужно было, чтобы он читал между строк.
По вене, пульсирующей на его шее, я поняла, что его сердцебиение участилось. Он нервничал, а я никогда раньше не видела его таким. В груди у меня все сжалось, и я скрутила сценарий в руках, чтобы хоть чем-то заняться.
Вероятно, это заняло всего минуту, но мне показалось, что прошла целая вечность в ожидании его реакции. Вместо того, чтобы ответить, он сократил пространство между нами и скользнул руками вверх по моей шее. Его пальцы мягко давили на мой затылок, большие пальцы легли на мои щеки, медленно поглаживая вниз, до линии челюсти и обратно, пока он не отрываясь смотрел на меня. Мы так давно не были достаточно близки, чтобы по-настоящему увидеть друг друга. У меня перехватило дыхание.
Он наклонил голову, его глаза все еще были открыты. Я приподнялась на цыпочки и положила две трясущиеся руки на его торс.
— Все в порядке, — прошептала я.
— Ты уже это говорила. — Он облизнул губы и прижался ко мне, его бедра расположились чуть выше моих.
— Я серьезно. Я очень серьезно. — Я не собиралась умолять. Я просто хотела решить все здесь и сейчас.
В ту секунду, когда наши губы встретились, мне пришлось бороться с желанием повались его на мой матрас, оседлать и доказать, что я говорю правду. Мне хотелось сорвать с него рубашку и целовать его везде. Хотелось пощекотать его колено, заставить его смеяться и увидеть ту улыбку, которой мне так не хватало, без которой было почти физически больно.
Его губы были нежными, мягкими и теплыми. Поцелуй был не сценическим, а настоящим. И я сжала рубашку на его талии, чтобы получить больше власти, а затем раздвинула губы, позволяя ему попробовать и исследовать меня языком. Он был так хорош, что я даже не заметила собственных стонов, пока он не отстранился.
Он держал меня на расстоянии вытянутой руки.
— Не делай этого.
— Я не могу сопротивляться. — Я потянулась, чтобы обхватить его шею, но он остановил меня, сложив мои руки по швам.
— Ты не можешь вытворять подобное на сцене. Я не смогу этого вынести. И мне не хочется демонстрировать эрекцию всей аудитории. — Он увеличил расстояние между нами и поправил рубашку, восстанавливая дыхание. После чего Такер схватил сценарий и направился к двери. — Думаю, на сегодня достаточно. Дай знать, если завтра найдется время.
Как только он уехал, я плюхнулась на кровать, зарылась лицом в подушку и застонала от отчаяния. Как я могла не реагировать на него? Это казалось невозможным, потому что я наконец-то осознала, с чем так долго пыталась бороться.
Я была, без сомнения, по уши влюблена в Такера Скотта.
«Мэл,
Ты когда-нибудь слышала старый библейский стих о грехах отца, и о том, как они передаются по родословной последующим поколениям? Это, по сути, то же самое, что говорил Карл Маркс: «История повторяется, в первый раз, как трагедия, во второй, как фарс». Это касается не только мужчин, но и женщин.
Отец бросил нас еще до того, как я стала подростком, и мама растила нас сама. Твоя мать делает то же самое. И я, в каком-то смысле, попадаю в ту же категорию. В твоей жизни не было постоянного мужчины. Я знаю многих девушек, которые выросли в такой же семье. Они всю жизнь ищут замену отцу.
Истинная любовь — это не замена того, чего не хватает. Это соединение двух душ, которые наконец-то нашли свою вторую половинку.
Не рассчитывай ни на кого, кроме себя, потому что в любви ты должна быть сильной.
Но если ты найдешь того, кто заставляет тебя чувствовать себя полноценной, не упусти его.
Борись за его любовь.
И разорви замкнутый круг, который мы создали.
Сэм».
Глава 16
Любовь — хитрая штука. Она поселилась в моем мозгу, повторяясь как мантра до тех пор, пока я не отделила ее от других мыслей. Всепоглощающая, безжалостная любовь к парню, которого я вынуждена видеть каждый день. С которым вынуждена притворяться равнодушной. Мне не хотелось ни есть, ни спать. Мне нужно было прочувствовать всю боль.
Он был больше похож на Такера, которого я знала раньше. Его голос был мягким, когда он говорил. Он не избегал зрительного контакта, когда мы общались. Но больнее всего было сознавать, что во многих вещах он винит себя. Я не могла это излечить. И я не хотела. Я просто испытывала потребность быть рядом, когда он, наконец, решится отпустить обиду. Потому что ему придется признать, что он не виноват в случившемся с его сестрой, мамой или Лэндоном. Или нами.
Это была моя ноша, которую я должна нести и свалить с плеч, когда придет время.
Элиза Чо, студент-хореограф, ставила наши танцевальные номера. Я была так рада, что моя героиня участвовала только в одном — с Такером. Это был медленный танец, охватывающий всю длину сцены и требующий от нас максимальной близости. Я не умела танцевать, но с Такером все получалось легко.
Элиза стояла в стороне, хлопая в такт.
— Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь. Хорошо. Поворот бедер. Мэллори, вытяни носок при вращении. Представь, как кружится твое платье.
Платье, о котором шла речь, было зеленым, с тонкими лямками и глубоким вырезом. У него была длинная винтажная юбка, которая придавала волшебство образу, шурша по черной потертой сцене. Я примерила это платье несколько дней назад и сразу же влюбилась. Впервые в жизни я почувствовала себя красивой. Действительно красивой.
Мы также обсудили прическу и макияж; мои волосы были собраны в высокий хвост и перевязаны белой атласной лентой. Мерси выглядела почти так же: платье было более детским, чтобы отразить возраст ее персонажа — с двумя косами, собранными тем же атласом. Мы стояли рядом перед массивным зеркалом, которое занимало всю заднюю стену гардеробной Мерси, и смотрели на свои отражения.
Она широко улыбнулась, ее красные губы выделялись на фоне бледной кожи.