— Нам нужно больше голосов.
— Я уверена, что вы сможете найти кого-то из других школ.
— Я не знаю. Мне кажется, что у нас уже есть кое-кто на примете.
— Не-а.
— Да, — Сара тоже наклонилась.
— Я могу быть вашим менеджером или типа того. Я помогу грузить вашу аппаратуру.
— Мы будем без инструментов, — сказал Маркус, — Грузить нечего.
— Я не уверена, что смогу сделать это, так как у меня работа, мне нужно концентрироваться на учёбе и у меня нет машины и всё такое.
— Так много оправданий, Мэл, — Такер улыбнулся. — Но у тебя есть машина. Ты говорила мне, что есть.
— Я не умею водить механику.
— Такер умеет, — Бекрли улыбалась, как всезнайка, и я захотела просто заползти в нору и сдохнуть.
— Я имею ввиду…
— Тогда решено. Мы напишем несколько новых партий. Я научу Мэл водить механику, чтобы она могла посещать наши репетиции. И мы, в течении следующей пары недель, будем работать над тем, чтобы твой голос стал сильнее, чтобы подготовить тебя к выступлению.
— Пас, — пискнула я, — Точно пас. Я не…
— Это была твоя идея.
На меня все давили, но взгляды на их лицах заставили моё сердце биться чуть-чуть быстрее от мысли, что они действительно верили, что у меня получится. Поэтому, я взглянула на свои колени, сделала глубокий вздох и охнула. Меня так легко загнали в угол.
— Когда мы приступаем?
«Мэл,
Я продолжаю смотреть этот фильм. Каждый раз, когда я его включаю, чувствую, как будто я никогда не видела его прежде. Появляется что-то новое, и я чувствую, как воспоминание всплывает в чертогах моего разума. Я пыталась разобраться в этом, и я думаю, что оно напоминает мне о тебе. Я должна как-то передать сообщение, потому что это важно.
Сегодня я наконец-то поняла, что это, поэтому запасала её прежде, чем снова забуду. Это цитата:
«Разрушение есть форма творения. Они хотят увидеть, что случится, когда они уничтожат мир.
Апатия забирает у нас подростков.
Но ты…
У тебя есть возможность поджечь этот мир и наблюдать, как он сгорит.
Сэм».
Глава 5
Я кричала. Я продолжала кричать, если это можно назвать криком.
— Сцепление. — Это всё, что он произносил в то время, пока я делала слабые попытки включить первую передачу в этой дурацкой машине.
— Да я пытаюсь! — Моя глотка просто горела, я вспотела от раздражения, пока Такер сидел на пассажирском сиденье и угорал над моей неудачей.
— Тебе нужно успокоиться. Тебе говорили, что ты слишком остро на всё реагируешь?
Посмотрев на него с таким отвращением, на которое я только была способна, я прошипела:
— Заткнись.
Я закрыла глаза, сконцентрировалась на местоположении своих ног и глубоко вздохнула, прежде чем нажать на сцепление одной ногой и на педаль газа другой. Драндулет дернулся вперед, и я запаниковала, заглушив машину прямо посередине дороги.
— Уже лучше. — Его рука скользнула на мою, находящуюся на руле, и он несколько раз погладил мои пальцы.
— Плевать. Мне всё равно нужно больше ходить. Прокачать выносливость.
— Я думал, может тебе стоит начать бегать или типа того, чтобы научиться контролировать дыхание.
— А, ты хочешь, чтобы я умерла. Это имеет смысл. Либо я умру в этой машине, либо умру на обочине дороги. И всё это во имя искусства.
Прищурившись, он поперхнулся от смеха.
— В следующем семестре в театре Лоренсвилля будет открытый кастинг. У тебя есть шансы. И тебе стоит заглянуть, потому что ты хорошо разыгрываешь драму…
В этот раз я ударила его в живот. Он согнулся вдвое и схватил меня за руки, потянув вперед, пока я не оказалась в миллиметре от его лица. Смех застрял у меня в горле, и я смотрела на его опущенные глаза, глаза, смотревшие на мои губы. Я ждала, вспышка волнения прошла от нижней части моего живота к груди, усиливаясь до тех пор, пока я не перестала слышать ничего, кроме крови, пульсирующей в ушах.
Такер поднял свой взгляд, чтобы изучить выражение моего лица, затем, прежде чем он откинулся обратно на своё сиденье, черты его лица разгладились.
— Если ты не хочешь бегать, то мы могли бы потренировать твое дыхание по-другому.
— Например? — это прозвучало как клише.
Он снова наклонился, нежно кладя руку на мой живот, его растопыренные пальцы коснулись нижней части моего лифчика. Я снова вспотела, но списала это на температуру снаружи, несмотря на то, что она была всего около семидесяти градусов(*В США температура измеряется по шкале Фаренгейта, в переводе в шкалу Цельсия температура будет равняться 21,11 градусам по Цельсию — прим. переводчика).
— Если я надавлю здесь пока ты поёшь, то звук измениться. — Лёгким толчком он надавил на живот и свист воздуха сорвался с моих губ. — Таким способом ты можешь работать над управлением своим голосом. Пусть звук идет от нижней части живота. Через грудную клетку. Не через горло или нос. Звук станет глубже.
— Я думаю мы могли бы попробовать. — Я находилась в смятении, потому что мое тело уж слишком сильно реагировало на его прикосновения. Медленно, отводя взгляд на лобовое стекло, я положила свою руку поверх его руки и убрала её с себя и положив ему на колено.
— Во сколько возвращается твоя тётя?
Это был хороший вопрос, потому что в последнее время она часто отсутствовала, но даже когда она была дома, она просто валялась, проводя время за телевизором или компьютером. За последний месяц она стала ленивее и неряшливее. Грустно наблюдать за депрессией после развода.
— Я не знаю. В любой момент? Я не слежу за её расписанием. — Потому что у неё нет расписания.
Он сложил руки вместе и откинулся на сиденье, в то время как я изо всех сил старалась не смотреть на профиль его лица.
— Мы можем пойти ко мне домой, если хочешь. Моя сестра будет с моим отцом на выходных, их не будет дома какое-то время. Мы могли бы поработать над музыкой. — Это прозвучало как вопрос, но было больше утверждением.
Он знал, что я соглашусь.
И я согласилась.
— Хорошо. Только… мы можем поехать на твоей машине?
***
Дом Скотта находился менее чем в пяти милях от моего, но с тем же успехом мог бы в совершенно другом мире. Район был старее, очевидно не имел ассоциации домовладельцев, и дома выглядели так, будто остро нуждаются в ремонте. Ему принадлежал коричневый дом с пологой крышей и цокольным этажом, который, как я быстро поняла, был местом где он разместил свои инструменты. Помещение выглядело мило, он звукоизолировал его коробками из-под яиц, задняя стена была завешена плакатами музыкальных групп, и на гвоздях над его синтезатором висело несколько гитар.
Он сел напротив него, включая питание и тасовал нотные листы, скопившиеся там.
— Какой у тебя вокальный регистр?
— У меня его больше нет, помнишь?
— Мы можем это исправить. — Легкая мелодия сорвалась из-под его пальцев, и он развернулся на стуле, чтобы рассмотреть меня. — Я знаю, что это глубоко в тебе. Тебе тоже нужно поверить иначе ничего не получится.
— Я не хочу петь перед тобой. — Сама эта мысль вызывала у меня тошноту. Что если я была настолько ужасна, насколько думала? Я пела только под радио у себя в комнате, но голос был хриплый и низкий, и честно говоря, когда я брала слишком высокие ноты, становилось немного больно.
— Тогда пой вместе со мной. — Его взгляд смягчился, и он похлопал сиденье рядом с собой.
Я ни в коем случае не дурочка, но это было такое предложение, от которого я не могла отказаться. Моя левая рука коснулась его правой, когда он наклонился и стал играть.
— Ты знаешь эту песню?
— Да, «London Bridge» мне хорошо знакома.
Он стал играть «London Bridge», песню Ферги, и это заставило меня рассмеяться.
— Хорошо. Соберись. — Прочистив горло, он начал другую песню, и я ждала пока закончится вступление, пялясь на его пальцы, пока он играл. Низким голосом Такер начал петь, на секунду его лицо склонилось к моему, прежде чем он снова опустил взгляд. Песня называлась «True Colors» и, конечно, я её знала. Но я типа хотела, чтобы он продолжал играть. Я просто была рада, что он не выбрал «The Rose». Я ненавидела эту песню.