Она, сидя за своим столом, удивленно подняла на него глаза и с возмутительным, с точки зрения Феликса, спокойствием ответила:
- И я вас очень рада видеть, Феликс Андреевич!
Но гнев Ярцева еще не излился, поэтому он продолжал изрыгать пламя, как огнедыщащий Дракон.
- Когда вы были несносным ребенком, способным кого угодно довести до психушки, это можно было списать на издержки воспитания или, что вернее всего, на происки дьявола. Но сейчас, будучи взрослой девицей, я так понимаю, из хорошо обеспеченной семьи, вы занимаетесь самым гадким и презренным делом!
- Вы что, обвиняете меня в занятии древнейшим ремеслом?! – от возмущения Алена начала хватать воздух, как выброшенная на берег рыба.
Ярцев опешил:
- Что вы конкретно имеете в виду? Проституцию или журналистику? И то, и то – древнейшая профессия!
Глава 5.1
-Это вы что имеете в виду, устраивая мне тут непонятно за что разнос! – гневно воскликнула Алена.
- Я подразумевал то, что вы обманываете людей! Выдавая свои фантазии за информацию, жизненно важную для людей. Я так разочарован! Думал, что вы какой-то луч света в темном царстве, а вы не просто врушка, но еще и мошенница!
До Алены, наконец, дошел смысл этих сумбурных обвинений. Ее гнев испарился, как мокрое пятно на солнце, уступив место бессильной горечи.
- Присядьте, - бесцветным голосом произнесла она. – Хотя я и не обязана перед вами оправдываться, но мне не хочется, чтобы вы были дурного мнения обо мне. Вы, наверно, слышали, что у некоторых людей после пребывания в коме открываются какие-нибудь новые возможности. Я могу увидеть, жив человек или нет, по фотографии, по вещи, а если человек знаком мне, то и просто, визуально представив его. Кстати, денег за это я не беру. И еще я умею видеть ситуации с помощью карт Таро. Вселенная справедлива. Забирая что-то одно, она компенсирует это другим. Три года назад, когда мы еще жили в Москве, я попала в аварию, и вот с тех пор я не такая, как все. Шесть операций, последняя, сказали, успешная, но …я по-прежнему не такая, как все.
Последние слова она произнесла совсем тихо, но слезы, подступившие к горлу, скрыть ей не удалось. С отчаянной решимостью она опустила руки, и ошеломленный Феликс увидел, что Алена выезжает из-за стола в инвалидном кресле.
Феликс всегда считал, что присутствие духа никогда и ни при каких обстоятельствах не может покинуть его. Никогда не говори: «Никогда!»
Сейчас он бессильно опустился на маленький диванчик, стоявший у стены. Большой начальник чувствовал себя раздавленным, опустошенным и безмерно виноватым, без малейшей возможности как-то загладить эту вину. С внутренним содроганием он вспомнил, как по-детски она пыталась защититься от своей боли, запустив в него самолетиком из портрета преступника, чтобы только он не подходил близко к ее столу и не понял ее положения. Только сейчас, как вспышка, высветилась деталь, которая не давала ему покоя. Издалека не было видно, что кресло необычное – стол закрывал его полностью, но ощущение чего-то, что было спрятано от поверхностного взора, все-таки было.
Сердце его болезненно сжалось от нахлынувших чувств: сострадание, стыд за свою толстокожесть, и еще одно, которое он не сразу смог идентифицировать. Потом понял, что это была радость от осознания того, что Алена не обманщица. Действительно, люди, заглянувшие за край жизни, часто приобретают какие-то способности. Конечно, это редчайшие случаи. Но сейчас он не сомневался, что Алена– одна из этих людей.
Эта девушка для него снова засияла, как некий эталон душевности, чистоты, человеческого обаяния. При такой красоте и лишиться возможности ходить! Феликс поразился еще раз силе духа, невероятному мужеству при такой хрупкости. Она не сдалась, не озлобилась, работает с детишками, пишет картины, еще помогает людям и…невероятно притягательно улыбается.
Ругая себя последними словами, он с тоской посмотрел на Алену. Ну как исправить положение?! Они знакомы всего ничего, но Феликсу удивительным образом нужна была ее улыбка, ее искрящийся смех. Друзья, перед которыми можно было дать душе свободно дышать, не загоняя ее в рамки официальности, остались в Москве. Здесь же временами нападала тоска от дикого одиночества, от которой приходилось «лечиться» коньяком. А так хотелось простого человеческого общения, душевности…
Он чуть ли не кожей почувствовал, какую боль причинил девушке. Боль, которую приносило ей каждое новое знакомство. Не было гарантии, что новый человек будет тактичен. В нашей стране люди любят поковыряться в чужой ране, начинают утрированно сочувствовать или что еще хуже расспрашивать. Но, похоже, в номинации «Мудак года» он одержал победу с невероятным отрывом от остальных гипотетических претендентов.
- Ну, вы и так не такая как все, - едва найдя в себе силы, проговорил Ярцев. - Ради Бога, простите меня. Понимаете, я немного повернут на честности, и любой обман меня сильно коробит. А тут я уже надел на вас нимб душевной чистоты, и вдруг меня захлестывает мощнейшая волна обиды за то, что я обманулся в вас. Я не знаю, что на меня нашло, просто потерял контроль над собой. Как про женщин говорят: «Сама придумала, сама обиделась». Знаете, я сейчас только осознал, что смотрел на вас, как на сестренку, которой у меня никогда не было, но иметь страшно хотелось.
Взгляд Алены потеплел, страдание понемногу разжимало свои тиски, и она с тихой улыбкой, будто не веря, переспросила:
- Кого бы вам хотелось иметь?
- Сестренку, - с облегчением выдохнул Феликс, увидев, что Алена уже не плачет.
Глава 5.2
- Феликс Андреевич! Вам звонили. У вас же IV отрицательная?! Там дочка нашего консультанта на мотоцикле разбилась. Срочно кровь нужна.
Его быстро переодели и провели в операционную для прямого переливания крови. Феликс посмотрел на лежащую на столе девушку.
Удивительно, что лицо почти не пострадало. Сердце у него защемило. Такая, видать, дерзкая, самодостаточная, даже бескровные губы сохраняли свой упрямый изгиб. Скорей всего, ее не переспоришь. А сейчас беспомощная, совсем юная.
Феликс умел хорошо читать по лицам, поэтому даже по выражению глаз медиков понимал, что девчонка в критическом состоянии.
Он наблюдал, как кровь перетекает из его вены в девушку, и мысленно пытался с ней разговаривать. Он слышал, что людям, находящимся на грани между жизнью и смертью нужно, чтобы их на Земле что-то держало. Ярцев однозначно не верил в мистику. Но ему было очень страшно осознавать, что эта сорви-голова в женском обличье может умереть вот тут, рядом с ним, поэтому он, понимая всю иррациональность своих действий, пытался, как мог, поддержать.
-Держись, сестренка! Прорвемся! Ты ж боец! Потерпи, сейчас получишь порцию ярцевской крови, со стола убежишь. – И его не волновало, что думали при этом врачи, может, и покрутили мысленно пальцем у виска. Феликсу было наплевать.
А потом подумал с иронией, что ее кровь и так наполовину из адреналина состоит, а добавить еще его неохлажденной, вскипающей по малейшему поводу – вот уж поистине гремучая смесь получится. Он был уверен, что его отъезд в больницу наверняка сопровождался комментариями типа: «Чтоб побольше крови у него взяли, может, не будет сразу в голову ударять, а размеренно поступать начнет». Или и того хлеще: «Странно, обычно вампир из нас кровь пьет, а тут сдавать полетел». Что и говорить, его вспыльчивость и придирчивость была притчей во языцех. Он сам за собой это признавал, но поделать ничего не мог, потому что терпеть не мог тупости, безответственности и разгильдяйства. И был уверен, что мозги должны быть в базовой комплектации полицейского.
Воспоминания об этом эпизоде пронеслись вихрем в мозгу Феликса
С пересохшими от волнения губами Феликс произнес:
- А еще он сказал: «Прорвемся!», «Ты же боец!» и вообще нес всякую ерунду.