Зато синтепонувую куртку с плешивым котом вместо воротника не тронули. Конечно.
Еще на взводе накидываю ее и спускаюсь на первый этаж. Во всем доме, кроме личных комнат и санузлов, установлены камеры. Мне не составит труда уличить виновных, когда вернется Богдан.
Я шагаю по лестничным ступеням и замечаю в гостиной незнакомого мужчину в форме электрика. Он расположился у самого потолка на высоченной стремянке и ковыряет отверткой одну из камер.
- Сломались. Внезапно.
Рядом с последней ступенькой меня поджидает самодовольная Самара, контролируя процесс починки.
- Действительно, как по волшебству.
Кидаем друг в друга взгляды-разряды, я делаю глубокий вдох, с силой сжимаю ремешок сумки.
Первый этаж особняка Царёва просторный. Он как торт поделен на сектора гостиной, столовой, зону с камином. Этаж практически не имеет перегородок, стен, за исключением кухни, прачечных и еще неких комнат. Остальное видно как на ладони, только широкая лестница немного скрывает обзор.
Мысленно посылаю Самару на мужское достоинство, неважно какое просто достоинство. Надо быть умнее.
Делаю шаг и торопливо направляюсь к выходу, однако, длинный стол в обеденной части занят Инной. Она, как всегда, с иголочки. Пьет смузи, загребает ложкой пророщенную пшеницу на завтрак.
Наверное, почуяла меня за версту, и дух соперничества срывает все маски аристократии. Какой бы изумительной ни считала себя Инна, она все равно различает во мне опасность. Прямую угрозу лишения денежкой кормушки Богдана. Также прямо смотрит на меня сейчас.
- Гадина.
Холодно и расчетливо говорит, пальцем давит в серебряную ложку. Давит, вымещая на ней гнев, да так люто, что металл поддается и гнется.
- Доброе утро, госпожа Инна.
Склоняю голову. Мне нельзя хамить в ответ. Вообще и ни при каких обстоятельствах. Я крепко держу язык за зубами и действую в регламенте контракта между Царёвым и агентством по подбору нянь.
- Изыйди! Скройся с глаз безродная дворняжка!
Кажется, мое спокойствие лишь подстегивает Инну и, пользуясь неисправностью камер, отсутствием Богдана ей не нужно притворяться хорошей. И я не задерживаюсь, почти бегом спешу к двери, распахиваю железное полотно, вылетаю на крыльцо, останавливаюсь. Ищу глазами Наура.
Мужчина выстроил во дворе с десяток подневольных охранников и проводит будничный инструктаж. Ходит перед шеренгой туда-сюда, не говорит, а будто извергается. Наур слишком агрессивный человек, взрывной как бомба, заряженная тротилом. Без тормозов, лишенный чувства страха за собственную жизнь.
Наверное, эти качества идеальны для главного телохранителя Богдана, но меня заставляют напрячь зад и, пользуясь случаем, попытаться ускользнуть незамеченной. Я сомневаюсь в здравом рассудке Наура.
Почти бесшумно ступаю на каменную дорожку, но от всевидящего ока мужчины никуда не деться. Живой молнией он оборачивается, благо расстояние между нами метров двадцать. Лицо Наура еще зияет свежей травмой, как напоминание от Богдана.
- Доброе утро, Лер-р-ра!..
Брошенные слова реквием леденят душу. Я игнорирую его навязчивость, демонстративно ворочу нос. В другой ситуации никогда не позволила себе такого. Наур не оставляет иного выбора.
- … Ты поимела мое сердце сегодня ночью. Но я прощу тебя.
- Отстань!
Весь строй охранников в черном, точно воды в рот набрали. Боятся и слова вымолвить не по уставу перед начальником. Наур из тех, кто с легкостью может отрезать язык. В прямом смысле.
По мощеной дорожке теперь не иду, а шлифую, вихрем несусь к воротам. Большим и железным. Толкаю преграду, но створки не поддаются.
- Они автоматические, а пульт у меня, – издалека хрипит Наур. – Рой подкоп или загляни ко мне вечером.
- Не смешно!
Снисходительно Наур уступает и я, наконец, покидаю особняк Царёва.
За пределами дома воздух кажется слаще. Делаю глубокий вдох и будто просыпаюсь от кошмара наяву. Богдан перевел мне деньги в двойном размере на карту, копейки для него и фантастика для моих представлений о средствах. Даже волнительно немного, боюсь, вдруг украдут карточку.
Пока вызываю такси, рассматриваю соседские особняки как в лучших традициях Лондона, с мансардами, открытыми балконами и замысловатыми окнами. Блестящие чистотой из-за крон вечнозеленых деревьев. Красиво, блин. Но кто знает, что твориться за высокими заборами?