Мой Бог столько лет окружает меня людьми. Так трудно быть Богом, который в ладони держит мой маленький рай, мой внутриутробный мир, мою безусловную слабость, земную нежность.
Она сегодня была в золотом и белом,
С инеем на ресницах.
Постель принимает форму любого тела.
Кроме того, что снится.
Сутки проходят в сумерках, в сутках есть
сумерки утра и вечера, их примет
не отличить, но тот, кто пребудет здесь,
знает, что не положено перемен.
Думай об этом молча. Тогда ответ
Знаешь заранее. Все, что узнал потом,
Только стирает оставленный кем-то след.
Поэтому я не люблю оставлять следов.
В комнате тихо, хотя барабанит дождь.
Море штормит, выгибает хребет дугой.
Я почему-то уверен, что ты придешь.
Если не ты – непременно придет другой.
Вода начинается выше гранитных плит,
Не подчиняясь поставленным берегам.
Это край земли, и маяк на краю земли.
Я седой смотритель этого маяка.
Луч в воде ночной серебряный, как блесна.
Корабли бросают гавани в октябре.
Если вдруг решишь вернуться и осознать,
Захвати мне кофе и сигарет.
Я бы спросила, какого хрена в чужих деревнях на стенах, в окнах слепых и зыбких появляются ссылки на мои истории…
Но мы не об этом спорили, правда?
Послушай, я расскажу тебе сказку – сказку. Послушай, я напишу тебе песню – песню. Послушай, ты знаешь, что рядом со мной опасно. От этого всем становится интересней. Послушай, я ведьма, а может не ведьма вовсе. И выкрала сердце и время заговорила. И ворон летел, и над вороном длилась осень, и ты объяснял, а я тебя не просила. И лес продолжался за окнами, за домами, спускался в овраги, карабкался на уступы, а я собирала все то, что лежит меж нами – случайными фразами, взглядом, сердечным стуком. И все эти мелочи можно б легко оставить, и мимо домов пройти, возвращаясь к людям, но в этой глуши я вижу сквозь щели ставен слова, без которых уже ничего не будет. Здесь мертвые земли, на них не родятся травы. На стенах сырая плесень чужих историй. Скажи мне, хороший, кто дал тебе это право – делить неделимое с теми, кто недостоин?
Послушай, я расскажу тебе сказку – сказку.
Послушай, я напишу тебе песню – песню.
Октябрь неласков к путникам. Так неласков, что день ото дня становится интересней.
Спи, мой хороший, спи, у тебя ключи. Дверь я тебе нарисую, была б стена. А что происходит с нами – о том молчим, ибо не ведаем, кто направляет нас.
Дождь перестанет на третий день. Дождь перестанет по воле высших сил или слабостей… У людей нет перспективы себя не слышать. Вот и послушаем, что внутри. Зарево , крики, толпа, дорога… В каждом из нас догорает Рим, в каждом из нас распинают бога. По мостовым рассыпают жизнь – гулкой капелью прозрачных бусин.
Если ты любишь меня, держи руку на пульсе.
Дождь перестанет на третий день.
Нет ничего во мне, кроме жгучего желания выжить в проклятой осени. Мы отступаем по воле случая, раненых сдали, убитых бросили, мы отступаем, и листья ворохом наши следы укрывают намертво, пахнет морозом и мокрым порохом, лес заключает идущих камерой, в каждом овраге тропинка рушится, с каждой минутой слабеют сильные…
Осень приходит сюда за душами. Если я вдруг не вернусь – прости меня.
Ночи холодные – в легких каплями, пальцы едва разжимаешь, трогая в левом нагрудном кармане маленький заряд с часовым механизмом встроенным. Молча иду, под ногами месиво, в ветки вплетается мгла туманная… Осень, я знаю, что встречу здесь тебя. Я не умею себя обманывать. Я вспоминаю – на кромке времени, там, где просветом лесная просека, люди мои на прощанье пели мне – ибо любовь не боится осени.
Слышу дожди твои злые, дикие, вижу, как замерло вдруг за ними все. Заряд с часовым механизмом тикает. Что ты стоишь? Подходи, обнимемся.