Выбрать главу

…Вот над порогом висит подкова – счастье согнув дугой, вот я сижу у окна и слышу, как засыпает двор, где-то война моя ждет, не зная, что я без нее другой, не обреченный идти на выстрел, не помнящий ничего. Где-то война моя, там, за лесом – заревом над рекой. Мой командир, я люблю Вас... Впрочем, нельзя изменить себе.

Вот именной револьвер... Сегодня пуля идет легко.

Сейчас она встретится с Вашим сердцем и остановит бег.

уравнение с двумя неизвестными

Неизвестное первое тщательно маскирует следы присутствия временных переменных, делая вид, что известно и постоянно.

Неизвестное первое не допускает мысли, что вторым неизвестным проводятся ежедневно те же расчеты, приемы, перестановки с целью оставить знак равенства неизменным, уравновесив чаши противодействий.

Да, приметы – это полная ерунда,

но от них в глазах туманится и рябит.

За тобою одиночество по пятам

ходит вот уже которые ноябри.

Ноябрь циничен, резок, непредсказуем, ноябрь опасен – финка за голенищем… Становишься все уверенней и безумней, приходишь владыкой мира, уходишь нищим. Любовь твоя сжимается, словно карлик, дрожит на ветру – прижать и укрыть плащом бы…

Но это ноябрь, тридцатидневный Гарлем. Таким, как вы, не место в его трущобах.

Говорят, Капитан забыл двадцать тысяч лье

и вернулся на берег… Если они не врут,

отвези меня к морю, туда, где земной рельеф

переходит в рельеф спины и горячих рук.

Тише, за нами крадутся...

1.

Тише, за нами крадутся тени, вооруженные до зубов неотвратимостью совпадений, определяющих не-любовь, не –понимание, не-возможность слышать себя в городской глуши… Мы одиноки и осторожны. Однажды мы все-таки убежим.

2.

– Что это?

– Это дорога, по ней проходят такие, как мы… Их тела у обочин часто встречают идущих – деревом или камнем, или дорожным знаком… Дорожным знаком становится тот, кто преодолел дорогу, но испугался последнего поворота.

– Куда мы идем?

– Мы идем, безусловно, к морю, ведь все живое идет безусловно к морю – к началу начал, к истокам перерожденья. И мы идем, чтоб стать, наконец, собою, остаться без кожи, без твердой тяжелой кожи, проснуться нагими, родившимися из пены, из розовой влаги, из шелковых нежных тканей.

– Послушай, ветер…

– Послушай поющий ветер, спустившийся с гор, играющий на свирели уставшему страннику, спящему беспокойно, во сне проводящему теплой своей ладонью по телу любимой женщины… Слушай ветер.

Когда наступает утро, вода вскипает, в серебряном море, в огромной его купели… В нее погружается каждый сюда входящий.

С востока на купол неба садится солнце.

Гора в окружении гор...

Гора в окружении гор, над горой орлы. Дорога на склоне дает понемногу крен. Я знаю, что камни уже начинают плыть. Я старше, чем корни дерева на горе. В ущелье дома рассыпаны, как зерно – как будто однажды, не удержав в горсти, их уронили на складки земли сырой, и после дождя позволили прорасти. Вы каждую осень, оставив в домах детей, слепых стариков, юродивых и больных, идете за мной, идете на гору к тем, кто лечит вам раны, поет и толкует сны. Гора в окружении гор, над горой орлы. Дороге на склоне остался последний дождь. Я знаю, что камни уже начинают плыть, я вижу на глине слепки чужих подошв. Зима приближается – временем для всего, монах Шаолиня спускается с Шао-ши … И падает снег, и снег переходит в звон, и этот звон идет из моей души. Я был у подножия, слушая вашу боль, хранил тишину, не пробуя выбирать. Зима приближается, я расстаюсь с собой, чтоб обрести себя высоко в горах. Пора успокоить мысли, простить, понять, пора, указав на сердце, его постичь. Идущим со мной – терпения и огня, идущим за мной – решимости не идти.

Гора в окружении гор, у нее взаймы другие вершины берут по утрам туман.

Я месяц, родившийся первенцем у зимы. Я старше, чем разрешившаяся зима.

Почему есть зима без снега...

Почему есть зима без снега и снег без нас?

Почему по ночам быстрей остывает чай?

Почему я не верю больше стихам и снам,

почему я кричу, когда я хочу молчать?

Почему между нами не было ничего,

Что могло бы нас заполнить и удержать?

Почему я бегу от этого каждый год,

Почему меня заносит на виражах?

Почему с одним безумно и хорошо,

а другие мной любимы издалека?

Почему никто до сих пор меня не нашел?

Почему никто до сих пор меня не искал?

Стой же передо мной...

Стой же передо мной, вижу тебя насквозь, знаю, зачем пришел, да будет тебе светло. Крест за моей спиной, в каждой ладони – гвоздь, запекшийся шрам, как шов, пересекает лоб. Братья мои ушли, сестры мои молчат, так подойди ко мне и подними копье, гаснет закат вдали, и острие в лучах плавит густую медь и в подреберье льет. Ты мне не враг, не друг – нет у меня врагов, нет у меня друзей – только земная твердь. Яд принимать из рук радостно и легко – чтобы любить вас всех, можно и умереть. Крепче копье держи, Аve тебе, солдат! Окончивший этот бой – благословен вовек.

В чашу ложится жизнь, льется в купель вода.

Когда умирает бог – рождается человек.

Он говорит о том, как проходит день...

Он говорит о том, как проходит день, не замечая, что это проходит сам он. Женщины, не рожающие детей, сходят с ума, превращаясь в голодных самок, тени врагов стоят в глубине пещер, острое слово костью пронзает горло, нет ничего важнее простых вещей, нет ничего желаннее сна и корма. Старое небо с рассветом начнет седеть, мертвые земли жестоки и нелюдимы . Он говорит о том, как наступит день, не понимая, что время необратимо.

Если ты не выдержишь этот бой...

        – Ты когда-нибудь просеивал песок?

       Пол кивнул утвердительно.

       – А мы, Гессерит, просеиваем людей, чтобы найти человека.

Если ты не выдержишь этот бой,

не помогут ни травы, ни ворожба.

В этот час с тобой происходит боль.

Твоей шеи касается Гом Джаббар.

Так любовь всегда обрекает быть,

Память предков оставив в своих мирах,

Этим страхом на острие иглы

И литанией, что убивает страх.

Вот справа море...

Вот справа море, в море растет трава, в окно машины тянутся камыши, и ночь уже вступает в свои права, и я решу, что ты еще не решил. Теперь не важно, ангел ты или черт, и кто кого однажды сведет с ума. Когда тебе становится горячо, то на стекло ложится густой туман. Вот так, в тумане, двигаться и дышать, твое дыханье чувствуя изнутри, пока луной, родившийся в камышах, на небо поднимаются январи. Вот слева море в зарослях диких трав, на сотни миль поблизости не души, теперь не важно, кто из нас был не прав, ведь я решила, все, что ты не решил.