– Почему это не понять? – зарделась Ирина Михайловна.
– Да потому что вы меня лет на пятнадцать моложе! А то и на двадцать! Сейчас вспорхнете и убежите!
– Ой, никуда я не убегу, не девочка уже, – отмахнулась кокетливо Ирина Михайловна.
– Нет, дорогая, вы еще очень молоды – это читается во взгляде, порывах, жестах. Вон, посмотрите на Тоху, он мечется. Жалко его. Так хочет к жене уехать, – горестно заметил Саныч.
– Так почему не едет? – удивилась Ирина Михайловна.
– Так потому, что вежливый очень и воспитанный. Ему командировку подписали, а денег нет.
– Как это нет? – возмутилась Ирина Михайловна.
– Так в бухгалтерии надо подписать! – ответил Саныч.
– А я кто? – возмутилась Ирина Михайловна.
– Вы прекрасная женщина! Не перестаю вами восхищаться! – горячо заверил ее Саныч.
– А еще я главный бухгалтер! И рабочий день еще не закончился! Рита, принеси мне бланк и бумаги – возьми у Антона!
Ирина Михайловна подмахнула выдачу командировочных и отправила Риту их немедленно выдать. Антон не верил собственному счастью. Саныч, довольный собой, шепнул ему: «Учись обращаться с женщинами».
– Ирина Михайловна, дорогая, я могу пригласить вас на танец? – Саныч галантно поклонился. Главный бухгалтер выпорхнула из-за стола и позволила увести себя в танце.
…Все собрались в кабинете главного. Серега, еще не очень пьяный, что-то рассказывал. Рита смеялась, Серега ей нравился. Остальных сотрудников она толком не знала.
– Все, мне пора, – сказала Инна, работавшая стенографисткой и машинисткой в редакции. Там еще оставались корреспонденты, которые писали репортажи от руки, а потом их надиктовывали. Инна умела с ними общаться, записывала быстро, правила и согласовывала исправления на ходу – уникальный дар. Как и редакционная политика, не требовавшая, чтобы мэтры, заслуженные интервьюеры в солидном возрасте, осваивали новые навыки записи, отправки. В те годы машинистки были неотъемлемым звеном творческого процесса. Некоторые становились ближе жен, другие делали карьеру в качестве литературного редактора. Инна не хотела делать карьеру, хотя ей много раз предлагали. Она работала в редакции по графику, уходила и приходила всегда вовремя. Никогда не задерживалась, даже если очень просили. Но умела сделать надиктованный текст готовым к печати – то есть идеальным. Даже именитые корреспонденты не понимали, как так она поправила текст – будто и не вмешивалась в него. Когда Инна уходила на больничный, вызывали Анечку – молодую, не очень умную, но старательную девушку. Она хорошо стенографировала, но не владела навыком правки. Если корреспондент, диктуя текст, говорил «эээ» или «ммм», Анечка это тоже стенографировала и распечатывала, не упуская ни «эээ», ни «ммм». Инна сто раз ей объясняла, что так делать не нужно, надо просто подождать, когда автор говорит: «Сейчас, минуточку, другое предложение будет». И ждать иногда приходится не минуточку, а все десять, поэтому стоит помолчать и не мешать творчеству. Еще у Анечки была привычка переспрашивать у автора, правильно ли она поняла слово. Это ее Инна научила. Мол, не хочешь развивать словарный запас, не понимаешь, лучше переспроси. Но эффект получался обратным. Когда Анечка уточняла, верное ли слово, автор, как творческая натура, начинал сомневаться. Если уж стенографистка не поняла, значит, не поймет кто-нибудь еще. И в отчаянии пытался подобрать синоним, знакомый Анечке. Статья от этого не выигрывала. В общем, страдали все – и Анечка, и автор, и редактор, который не понимал, с чего вдруг мэтр журналистики стал писать как первокурсник журфака. Те из мэтров, кто однажды попал к Анечке, уходили на больничный, пока не возвращалась Инна. Когда вместо Анечки редактор хотел пригласить другую стенографистку, не такую аккуратную и старательную, Инна вставала на защиту своей протеже. Обещала научить.
– Инка, ты сама-то в это веришь? – как-то спросил редактор, который сто лет знал Инну и ценил ее больше всех в редакции.
– Не верю, конечно. Но она же ребенок. Ее нельзя обижать. Нельзя, чтобы она плакала, – ответила, нежно улыбнувшись, Инна.
Редактор тяжело вздохнул.
– Дети не уложены. Поздно уже, – объяснила Инна свой уход с коллективного празднования.
– Да, до свидания, – ответила Рита.
– Возьму им конфет. Все равно никто не ест. – Инна вывалила содержимое вазы в сумку.
Рита улыбнулась.
– Нет у нее никаких детей, – хмыкнула секретарша Юля, подливая себе шампанское.
– Как нет? – ахнула Рита. – Она же рассказывала, что четверо: Сева, Нюся, Викуля и Кирюха.