Ирина Василькова
НЕСЛУЧАЙНЫЕ СЕСТРЫ
Она
Когда ей было около двадцати,
она гордилась красным университетским дипломом,
износила в маршрутах три пары сапог железных,
делала изотопный анализ камчатской лавы,
двигала науку, стирая пелёнки,
параллельно с экзаменом в аспирантуру
сдавала в психушку первого мужа,
и боялась только маминого неодобренья.
Когда ей было около тридцати,
она исписала стихами четыре тетради,
нашла первую любовь в своей жизни,
бросила готовую диссертацию в ящик,
с энтузиазмом растила младшего сына,
дом заставила банками с вареньем и огурцами
и боялась только детских болезней.
Когда ей было около сорока,
она в первый раз очутилась в школе,
перешла на чёрные пиджаки и белые блузки,
завела себе очки в строгой оправе,
таскала воспитанников на выставки и в походы,
играла в школьных спектаклях мужские роли
и боялась только иронии юных акселераток.
Когда ей было около пятидесяти,
она выпустила свою первую книгу,
узнала, что любовь к жене — другой не помеха,
замерзла, как в ледяной пустыне,
купила самый открытый купальник в жизни
и поехала греться к Красному морю,
и, лежа на пляже, ничего уже не боялась.
И на берегу — увидела старую фрау,
лет восьмидесяти (восьмисот?) — ну, сухой кузнечик, —
лицо в морщинах, кожа да кости, опавшее тело,
долго вползающее в шкуру гидрокостюма.
Но вдруг старуха вспрыгнула на свою доску
и полетела, держа пластмассовый парус,
как новорожденная бабочка, под углом к свирепому ветру,
обгоняя всех серфингистов арабской крови —
литой силуэт из черной резины,
хрупкая фигурка, эбеновая статуэтка,
а лицо — его с берега не рассмотришь.
Яркое пятно паруса уменьшалось,
пока совсем не превратилось в точку,
горизонт дрогнул, сдвинулся с места,
и отхлынул дальше, куда — не видно.
А это несколько страниц из школьного альманаха «Непослушная муза» (в Пироговской школе, что у метро «Октябрьская», существует литературный клуб «19 октября», куда была приглашена в прошлом году Татьяна Александровна).
У нас в гостях поэт Татьяна Бек
Попытка интервью
«Совсем недавно побывала я в гостях у старшеклассников в замоскворецкой школе с гуманитарным уклоном. Там одна моя подруга работает учительницей литературы, а еще — после уроков (да здравствуют не вымершие пока словесники-подвижники!) ведет поэтический кружок. Собираются они в маленькой читальне под портретами Гоголя, Ахматовой и прочих наших гениев и читают стихи, сочиняют сонеты и басни, толкуют о рифмах и верлибрах, а иногда встречаются со „старшими товарищами“ и мучают их крутыми вопросами.
Ну и дети! — скажу я вам от души. Ну и вопросы они мне задавали! Мало не покажется. Их интересует все — от религиозных спекуляций до нецензурной лексики в книгах… От графического оформления стиха до лирической энергетики разных районов и кварталов. „Какое место в Москве, — спросил меня отрок Антон, — самое плодотворное для стихосложения?“
И впрямь — какое?
Для меня, например, все, что вокруг метро „Сокол“ (ностальгия по детству), и то же Замоскворечье, Яуза, фабрично-купеческие проулки… Читала детям Цветаеву: „И покамест пустыня славы / не засыпет мои уста, / буду петь мосты и заставы, / буду петь простые места…“. Говорили про ореол территории. Про кураж бродяжничества. Про необходимость побегов из привычного и прогулов обязательного — хоть оно и непедагогично…»
Вопросы Татьяне Бек:
1. Настраивает ли Вас что-нибудь на творческий лад?
По-разному. Это может быть переполнившая тебя до краев встреча, вид из окна поезда, чужая реплика в споре или строчка из многажды читанного поэта. Как спичка: р-р-раз — и душа загорелась. Вот вам и «творческий лад».
2. Как Вы относитесь к религии?
Я крестилась поздно — в 38 лет, хотя поверила в высшее начало очень рано, стихийно, еще в детстве. Что, кстати, описано в моих «вспышках памяти» (так я называю свои мемуары), посвященных ранним годам, — они называются «Вам в привет». Цитирую.
«…В Бога долго не верилось. Пока одна подружка, со двора на Песчаной, очень убедительно не рассказала, что сильно болела (нам лет по шесть), лежала одна и в жару, а мама ушла на работу. И вот она, девочка, стала молиться: „Бог, верни маму, верни маму“, — и в результате молитвы мама пришла („представляешь, я молилась — и она пришла!“) — и стало легче, и девочка выздоровела, и Бог есть точно. Именно тогда — до всякой церкви — я поверила».