Вместе мы начали подготавливать рабочее место: разровняли землю, уложили подмодельные доски…
Коля Тузов появился незаметно. Он сунул озябшую руку одному, другому и стал озираться. У него каждое утро неизменный вопрос: «А мне што?» — хотя знает, что ему положено запасать для бригады речной песок, толченый древесный уголь, разведенный графит и белюгу.
Витя, подражая Коле, искажавшему слова шипящими буквами, серьезно посоветовал:
— На шобаках шерсть шбивать, за девшатами штрелять и вообще.
После столь точных указаний Тузову стала ясней его роль в общем труде. Он отправился к кладовщику.
Какими-то дотошными учеными подсчитано, что на мужских лицах произрастает более тридцати тысяч толстых и тонких волос. У нашего же Тузова густая растительность перекрывала все нормы и имела свойство каждосуточно подрастать более чем на миллиметр. Щетинистая борода делала Колину физиономию мохнатой, почти барбосьей. В честь быстро отрастающей бороды еще в фабзавуче Тузова стали величать Николаем Макаровичем. Но это солидности ему не придавало, так как подводили глаза. Они у него были какими-то детскими, вернее — щенячьими. Смешные темные глазята, поблескивающие в глубине под лохматыми бровями.
Нашу молодежную бригаду создали из трех фабзавучников и добавили в нее подсобника — Филиппа Агафонова, неотесанного деревенского парня, который бестолково топтался около опок, давил ножищами стержни и не знал, куда девать неуклюжие ручищи. Чаще всего он их совал туда, где они меньше всего требовались. От такого подсобника больше было вреда, чем пользы.
Я попросил мастера освободить бригаду от обузы. Тот осуждающе посмотрел на меня и упрекнул:
— Вот так комсомольцы! Их в специальных заведениях обучали, а они одного формовщика подготовить не могут. Стыдитесь!
Пришлось поручить Чуприкову всерьез заняться Агафоновым.
Усадив перед собой подсобника, Виктор стал задавать ему анкетные вопросы:
— Имя, фамилия, отчество?
— Мое фамилие — Филипп Гаврилов Агафонов.
— Это раньше так было. А теперь запомни: Филипп Гаврилович Агафонов. Уразумел?
— Угу.
— Социальное положение и происхождение?
— Чего?
— Кем твой батька был и кем ты работал?
— Мы по крестьянству.
— Колхозник?
— Не-е, — нахмурился Филя.
— Значит, в колхоз вступать будешь?
Филя поскреб ручищей ниже спины и буркнул:
— Несподручно нам. Не желаем.
— Так и запишем. По-ли-тически неграмотен. Точка. Квалифицироваться хочешь?
— А это чего?
— Формовщиком хочешь быть?
— Угу.
Производственная учеба у Фили началась с просеивания земли. Сито в его ручищах пищало, а земля сыпалась крупицами. Много крови попортил Чуприков, чтобы выучить увальня отбивать ладонями чечетку по пляшущему ситу. Наконец подсобник освоил эту несложную операцию, земля потекла рекой, покрывая все вокруг и даже наши ноги. Но простейшей формовки освоить не мог.
Одновременно Чуприков повышал и культуру ученика. Почти каждый день он вел пропагандистские беседы:
— Скажи, Филя, год рождения Карла Маркса.
— Карлам Аркса? — переспросил подсобник, коверкая незнакомую фамилию.
— Ай-яй-яй, Маркса не знает, — ужаснулся Витька, — придется тебе политический кружок посещать.
— Ходи сам. Я расписываюсь не хуже тебя.
— Расписываться и ворона может. Ты вот доклад сделай. За колхоз агитнуть сумей.
— Иди ты… — сердился Филя.
— Запишем: в третьей бригаде имеется чуждый элемент, — погрозился Чуприков и задал новый вопрос: — Филипп Гаврилович, на заводе ты заработаешь кучу денег, поедешь домой, там заведешь какую-нибудь Анюту, женишься… А дальше что?
Филя считал Виктора несерьезным человеком, поэтому ответил не ему, а мне, бригадиру:
— Не, Анютка Захарина не то. У нас сговор с Тосей. Вагиновой. Ей гармонисты любы. Вот бы на гармонь заработать да еще на сруб пятистенный. У меня уж и гвозди скоплены.
— Значит, в кулаки метишь? — не унимался Чуприков.
Но Филя, не обращая на него никакого внимания, мечтательно продолжал:
— Я огородничать умею. Вяземские и монастырские огурчики, редис белобокий, редьку черную, капусту сахарную. И яблони посажу: боровинку, титовку, китайку…
В это утро Агафонов появился в цеху с опозданием и первым делом уселся курить.
— Огородник-мичуринец! — окликнул его Чуприков. — Хватит дымить, работа по тебе соскучилась. Переверни опоку.
Филя нехотя поднялся и на весь цех, словно в лесу, крикнул:
— Э-гей! Чаво заснули? Подавай кран!
Ему отозвался включенный мотор. И мостовой кран, медленно подкатив, остановился над головой подсобника.