ВОСПИТАНИЕ
Виктору и Николаю Макаровичу осточертела примитивная формовка. Они взбунтовались и вдвоем стали давить на меня:
— Добейся работы по квалификации. Не зря же мы в фабзавуче учились.
Сочувствуя им, я отправился в конторку к мастеру. Там в это время у Ивана Ферапонтовича сидел проситель. Я уловил только конец разговора.
— А потом запьешь, — с укором сказал мастер. — Знаю тебя, Созонтыч.
— Запью, — согласился проситель, — но не сразу. — И часто-часто заморгал синеватыми набухшими веками.
Незнакомец на вид был кряжист, но невысок. Его нос и вислые щеки покрывала тонкая сетка лиловых жилок. Теребя замусоленную кепчонку, он уныло добавил:
— Не переплавишь теперь меня… Какой есть. Где ты непьющего литейщика видел? Кабы не дыра во рту, жил бы не тужил.
— Народ-то все новый. Никто не знает твоего нрава. Потом беды не оберешься, — тянул свое мастер.
Созонтыч перебил его:
— Теперь все так. Речи слышим, а в душу не заглядываем.
— Ну вот, сам, значит, понятие имеешь. Дружба дружбой, а положение мое такое… — и мастер развел безнадежно руками.
Созонтыч нахлобучил кепчонку, но не уходил. Мастер продолжал жаловаться:
— Времена другие, людно теперь.
— Людно-то людно, да человеков нет… Я перебиваю их:
— Иван Ферапонтович, надоела ребятам ломовая работа, дайте нам работу по четвертому разряду.
Мастер, захватив губой желтый от махорочного дыма ус, пожевал его, потом, как бы что-то придумав, отвел меня в сторону.
— Есть… По шестому идет. Вам не справиться — рука не набита. А заказ спешный, — говоря это, он настороженно всматривался в меня. Я же молчал в ожидании обычного подвоха. — Мыслишка у меня засела в голове, — перешел мастер на шепот. — Душа, значит, лежит к вашей бригаде. Вам бы да хорошего старого формовщика, а одни что ж. Вот спец сидит без дела. Уволили на днях из металлического. — Мастер кивнул на Созонтыча. — Пьет запоем. За ним присмотр нужен. Смолоду вместе работали, знаю его… золотые руки. Как ты насчет того, чтобы в вашу бригаду? Конечно, бригадиром по-прежнему ты остаешься, а его — в ежовые… Главное, чтоб не запил. С вами он сладит. Если такого в бригаду заполучите, любую работу без опаски дадим… Тонко работает.
— Давайте попробуем, — нехотя соглашаюсь.
Мастер уже веселым тоном говорит своему старому другу:
— Ну, Илья Созонтович, давай оформляйся. Не хотел брать, да вот бригадиру комсомольской ты здорово по душе пришелся. Смотри не подведи. Перед молодыми нам краснеть не к лицу.
Созонтыч вытащил из-под рваной подкладки кепчонки мятую бумажку, подмигнул мне и, разгладив ее, положил на стол. Мастер чернилами поставил косую резолюцию.
Выйдя из конторки вместе с новым членом бригады, я был зол на себя за то, что так быстро сдался мастеру. За дверями Илья Созонтович придержал меня за локоть и, словно угадав мои мысли, попросил:
— Не грусти, бригадир, я не такой пропащий… Мастер хитрюга, но совестливый. А совесть — она хоть и без зубов, а грызет.
— Я не потому, что тебя к нам. Обидно другое. На словах одно, а на деле не верит, работу по разряду боится дать.
— Как тебя кличут?
— Громом зови.
— Ладно, Грома. Вот подпишу бумажку и завтра утречком на работу. А там покажем всем, что мы можем.
Илья Созонтович на работу пришел раньше всех и приготовил рабочее место. Мне деловито подал мягкую ладошку.
— С добрым утречком. Вместях, что ли, сходим за модельками?
— Пошли.
Мастер выдал замысловатые модели без обычных напутствий. Он стеснялся учить Созонтыча.
Всей бригадой мы стали обсуждать способ формовки. Илья Созонтович вертел в руках новую модель и как бы про себя рассуждал:
— По мне, торчком ее надо… Для напору сюда выпорок… Тут несколько заколочек придется… Здесь рвать будет, обточить надо… Опочку поглубже…
Себе Созонтыч выбрал самую трудную деталь — валик с рогульками и диском. Работал он виртуозно. Пятку трамбовки опускал ровно и увесисто, модель вытаскивал рывком, но так искусно, что оставались неразрушенными самые глубокие и тонкие отпечатки. Можно было любоваться его работой. В небольших жилистых руках карасик и гладилка действовали как резцы художника.
Решили и Филю приучить к формовке. На первое время дали ему разъемную модель валика, простую и гладкую.
Филя занял место рядом с Созонтычем, чтобы подсмотреть, что и как нужно делать. Но работал, как всегда, небрежно и грязно. Забив в лакированную модель толстый подъемник, он раскачал ее кувалдой. Созонтыч, приметив это, рассердился: