— Видишь, каким рассудительным сделался мой старший братец. Всю жизнь расписал. А я бы не против сыщиком стать.
— Мы в артисты хотим, — добавила Мыца. В голосе было не утверждение, а скорей жалоба.
— В самодеятельности выступать можно, — настаивал на своем Нико. — Малограмотный артист — ничто. А вот кончите школу, и тогда посмотрим, куда вас деть.
И девчата больше не возражали старшему брату. И дайори молчала.
После завтрака Гурко пошел меня провожать. Ему хотелось знать, не бросил ли я следить за Ржавой Сметаной.
Я коротко рассказал о моем разговоре с Антасом.
— Значит, угрожает, — заключил Гурко. — А ты, кажется, простить хочешь?
— Нет, но я не могу придумать, с какого края его подцепить.
— У меня мыслишка возникла. Дадо поручал мне дела с фининспектором, полагал, что я самый учтивый в семье. Я заполнял декларации и платил налоги. Думаю, что Ржавая Сметана ничего этого не делает. Тут мы его и ущучим. Ты говоришь — старики на двух машинках стучат? Значит, артель, оснащенная техникой. Солидный налог полагается. В случае если Антас отпираться будет, мы свидетелями явимся. С него взыщут года за три — может, и в суд потащат за сокрытие. А чтоб он не выкрутился, ты фельетон напишешь под названием «Дюма с Мытни».
— Хорошая мысль, — одобрил я. — Когда начнем действовать?
— Хоть сегодня. Мне в Питер надо. Экзамены в августе, может репетиторов найду. За четыре месяца подготовлюсь.
Мне хоть и некуда было торопиться, все же я отправился в Ленинград с Гурко.
Прямо с вокзала мы поехали на трамвае к его знакомому фининспектору. Рабочий день уже кончался. Инспектор — наголо стриженный инвалид без руки, — внимательно выслушав нас, спросил:
— А не клепаете вы на него? Может, он вам чем насолил?
— Мы — комсомольцы, наше дело разоблачать эксплуататоров.
Для большей убедительности я показал рабочий номер и комсомольский билет.
— Тогда мешкать нечего, нагрянем неожиданно, — сказал безрукий.
Он позвонил по телефону фининспектору Петроградской стороны и, изложив суть дела, условился встретиться на Мытне.
Инспектор Петроградской стороны тоже был инвалидом: волочил ногу.
— Может, взять милиционера? — спросил он.
— Обойдемся, — ответил безрукий.
Они поднялись на второй этаж и позвонили. Минуты три к двери никто не подходил, потом негромкий голос спросил:
— Кто?
— Откройте, инспекция.
— Проштите, ключа не имею. Жамкнут, — прошамкал старик.
— Не выдумывайте, ключ в дверях торчит. Поверните его.
Волей-неволей растерявшемуся старику пришлось открыть дверь.
Инспекторы прошли в большую комнату и там застали двух приятелей шамкающего старика. Они сидели за старенькими пишущими машинками и прямо с листа переводили на русский язык: один — английскую пьесу, другой — французский детектив.
— Вы по договору работаете или поденно? — спросил безрукий.
— По джентльменскому соглашению, — ответил старик со сливоподобным носом и белой бородкой. — Но джентльмен черт знает какой бурдой поит и пищу доставляет не из лучших ресторанов. За два месяца задолжал, не расплачивается.
— Сколько часов работаете?
— У нас ненормированный день. Как протрезвеем — до вечера стучим. Вечером нам доставляют хмельное и ужин…
Когда фининспектор заканчивал составлять протокол, появился Антас с бидончиком пива и вяленой рыбой. Узнав, кто такие непрошеные гости, он запротестовал:
— Кто позволил врываться? Я обращусь к прокурору… У вас ордер на обыск есть?..
— А мы обыска не производили, — спокойно ответил безрукий. — Протокол составляем со слов эксплуатируемых. Вы о существовании своей артели заявляли финорганам? Декларацию заполняли?
— У меня нет никакой артели. Я приютил бездомных стариков. Они лишь кое в чем помогают мне. Их никто не эксплуатирует, наоборот, меня можно назвать альтруистом.
— Как вы себя ни называйте, а штраф за сокрытие и налог придется уплатить. Мы еще установим, какие у вас были доходы: запросим справки с издательств.
— А кто установит, сколько я потратил на них?
— Это вы сообщите в декларации.
Видя наши довольные ухмылки, Антас возмутился:
— А почему здесь присутствуют посторонние?