«Юра прав, если сейчас не решусь, то не скоро получу высшее образование, — подумал Роман. — Я же ничего не теряю. Хоть двухнедельным отпуском воспользуюсь. Меня же обязаны отпустить на экзамены».
— Ладно, рискнем! — вслух согласился он. — Когда отпуск просить?
— С понедельника. Четыре дня на подготовку останется. Тянуть незачем.
Начальник цеха, узнав, что Громачев берет отпуск на время экзаменов, побагровел и раскипятился.
— Три года в фабзавуче учился… и еще ему мало! В ученые рвешься? А кто же работать будет?
— Я не сам… Меня мобилизуют в счет комсомольской сотни, — сказал Роман, чтобы прервать поток укоров.
Бригадир Созонтыч был спокойней, он внимательно выслушал Романа и одобрил решение:
— Правильно маракуешь. В мое время такого счастливого часа не выпадало. Пользуйся, пока башка варит. Только нас не забывай, на завод возвращайся.
Лапышев начисто освободился от райкомовских дел. Юра был человек риска и верил в свои способности. Отрезав себе все пути отступления, он добыл где-то программу вступительных экзаменов, притащил две пачки учебников, старую грифельную доску и предложил:
— Давай готовиться без раскачки. На сон грядущий очень полезно.
Они в течение четырех дней вставали чуть ли не вместе с солнцем. Быстро умывались, готовили завтрак и садились штудировать учебники. Сперва вспоминали то, что знали, затем принимались за неизвестное: читали вслух объяснения, на грифельной доске решали задачи, а нужные формулы выписывали для шпаргалок.
Лапышев был более подготовлен, он терпеливо объяснил Громачеву то, что в учебниках было изложено не очень внятно. Заодно и сам укреплял освоенное.
Когда они обалдевали от напряженных занятий и начинали позевывать, Юра отдавал команду:
— Стоп! Машинки засбоили. Пошли проветривать мозги.
Первым делом они заходили в столовую, брали обед и по три компота, полагая, что от сладкого мозг будет лучше работать. Потом, чтобы размяться, пешком шли на Острова.
Осени еще не чувствовалось. Деревья стояли зелеными. Но вода в Неве уже была холодной, долго не поплаваешь. Одновременно нырнув, они саженками проплывали метров пятьдесят и, выскочив на берег, принимались растирать покрывшееся пупырышками тело.
В беседке возле Стрелки играл духовой оркестр. На танцплощадке маняще кружились пары, мелькали светлые развевающиеся платья.
— Эх, крутануть бы хоть одну! — воскликнул Юра и тут же себе пригрозил: — Я-те крутану! Забудь на две недели все… впереди только одна цель! А ну, рысью домой! — скомандовал он.
И они бегом, плечо в плечо, устремились к трамвайному кольцу. В киоске на площади покупали свежие газеты и, сев на трамвайную скамейку рядом, просматривали телеграммы. Но ничто в международной жизни не трогало их, занимали только надвигающиеся экзамены.
Институт находился невдалеке от Невского, у Никольской церкви. Экзаменующиеся сидели на скамейках и ступенях лестницы, в вестибюле здания и сновали в длинных коридорах. Недавние школьники походили на узников, давно не видавших солнца. Их тощие шеи и лица были бледными, а тревожные глаза плавали в синеве. Контрастом являлись крепыши бойцы, демобилизованные из армии парни. Они казались прокаленными на лагерных ветрах, их лица погрубели, и кожа на ногах лупилась. Нелепыми в этой компании выглядели усатые дяди из парттысячи, которые могли бы быть отцами юнцов.
Девятиклассники из школ второй ступени не решались первыми проходить к экзаменаторам. Они толпились у дверей, ловили тех, кто успел «засыпаться» или получить «хор.», обступали их и допытывались, какие вопросы оказались легкими или роковыми, и тут же принимались листать учебники, конспекты и бормотать.
Громачев с Лапышевым решили вначале сдать литературу и политэкономию. По этим предметам они считали себя более подготовленными.
— Если получим хорошие отметки по двум предметам, то считай, что пробились, — заверял Юра. — Старайся показать эрудицию!
Растолкав толпившихся у двери девятиклассников, они прошли в аудиторию, поздоровались с экзаменатором, взяли со стола по билету и сели за стол справа обдумывать ответы. Громачеву вопросы попались простые. Надо было ответить, в каких случаях после шипящих пишется мягкий знак, рассказать, кто такой Обломов и что такое обломовщина.
Лапышеву же билет был «не в жилу». После прочтения вопросов лицо его вытянулось. Он явно не знал, что отвечать.