Вскоре в прихожей послышался голос Нины, она кого-то провожала и, когда захлопнулась дверь, пришла на кухню.
— Ниночка, поздравь коллегу. Роман опередил тебя. Он уже студент.
— Как? Каким образом? — с недоумением смотрела на Громачева Нина. — Ты же в этом году не собирался.
— Так получилось. Лапышев подбил. Его тоже приняли.
И Роман протянул свое удостоверение. Разглядывая его, Нина поражалась:
— Ну и ну! Чудеса! А почему вы такой институт выбрали?
— Не понравится — в другой уйдем.
— Я бы струсила без подготовки. А вы молодцы… не представляете, какие вы молодцы!
Леокадия Вадимовна раздобрилась: к чаю появилось варенье и крохотный графинчик с вишневой настойкой. Наполнив узкие рюмочки, Нина предложила:
— За вольную студенческую жизнь!
— Нет, — сказала мать, — я выпью, чтобы у тебя сложилось так, как мы задумали… И чтобы имя твое появилось на афишах.
Нина Шумова с трудом, но сдала экзамены, была зачислена в студентки и пропадала с утра до вечера в консерватории. Роман дважды пытался застать ее дома, но впустую. Дверь ему открывала словоохотливая Леокадия Вадимовна и жаловалась, что сама почти не видит дочери.
— Она уходит раньше, чем я встаю, а приходит, когда я сплю.
ЗАОСТРЯЕТСЯ ВОПРОС О ПОЛТИННИКЕ
День в институте начинался с беготни старост. Они носились по коридорам, заскакивали в аудитории, кабинеты, на ходу рассовывая листки заданий.
В аудиториях профуполномоченные, парторги и комсорги торопливо писали мелом на доске о предстоящих собраниях, занятиях с подгоночными группами, совещаниях.
Как только по всем этажам раздавался звонок, в урны летели недокуренные папиросы, студенты спешили на занятия. Опаздывать не полагалось. В каждой аудитории были поставлены специальные боковые столы, над которыми висел плакат: «Позор опаздывающим!»
Попавшие за такой стол сразу отчуждались. Ни на записки их, ни на вопросы никто не отвечал. Они имели право лишь прилежно слушать лекцию, а в перерыве держать ответ перед треугольником — парторгом, профоргом и старостой. Опоздания и прогулы считались серьезными нарушениями дисциплины.
Из преподавателей опозданиями отличался математик Кирпичников, который стремительно излагал свой курс. В среду он не показывался после звонка пятнадцать минут. Предел академического опоздания. Староста собирался уже сбегать на факультет и там потребовать, чтобы вызвали преподавателя хотя бы на второй час. В это мгновение распахнулась дверь, в аудиторию не вошел, а скорей ворвался доцент Кирпичников. Его круглая кошачья физиономия лоснилась от пота.
— Прошу прощения за опоздание, — скороговоркой сказал он.
И сразу же, не давая студентам опомниться, развернуть тетради, взял шестигранную палочку мела, сломал ее посередине и молча вывел на доске формулу. Затем вытащил из портфеля учебник и, записав задачку, начал ее решать так быстро, что стук мела о доску заглушал слова объяснения.
Жонглируя мелом, доцент без затруднения заполнял черную доску четкими рядами цифр и знаков. Вначале его действия студентам казались простыми и понятными, но когда подставленные в формулу величины начали давать искомый результат (при этом все свершалось молниеносно), не всякий мог уловить последовательность преобразований. Действия Кирпичникова походили на трюки. Простые приемы превращались в непостижимые фокусы.
Пяткин, утеряв нить мысли, ткнул локтем Громачева и шепнул:
— Ловкость рук и никакого мошенства. Не могу ухватить за хвостик последовательность.
Роман тоже растерянно смотрел то на доску, то на свою толстую тетрадь и, окончательно утеряв надежду угнаться за математическими преобразованиями, бросил записывать и с тупым понурым видом стал глядеть на крошившийся мел доцента.
— Моргай не моргай — теперь не угонишься! Надо было застопорить и дать малый назад, — вслух посоветовал Пяткин.
Кирпичников, видимо, слышал реплику студента, но не остановился, пока не сделал окончательный вывод. Затем, отступив на шаг, он полюбовался своим творением и спросил:
— Надеюсь, всем понятно?
— Да, конечно, — откликнулся за всех Толя Худяков. Самый молодой студент в группе.
— Тогда перейдем к следующему разделу…
Доска была двойной. Доцент поднял вверх исписанную половину, внизу же осталась чистая. Кирпичников собирался написать новую формулу, но тут поднялся староста и поспешил сказать:
— Товарищ доцент… не вся группа поняла предыдущее… Нельзя ли подробней?
— Я знаю, что не все поняли, — неохотно повернувшись, отозвался Кирпичников, — на это нельзя рассчитывать. Мы не можем из-за непонимающих задерживаться, потому что обязаны уложиться в программу. Ваши темпы — вам и карты в руки. Объясняйте отстающим. Непонятно для тех, кто слабо знает школьную математику. К сожалению, я ничем не могу быть полезен. Элементарную математику проходят в школе. Мое дело — высшая математика. Я стараюсь излагать популярно, насколько позволяют рамки моего предмета. Математика есть математика, все остальное меня не касается. Видите ли, дифференциальное исчисление не хочет считаться с социальным положением и производственным стажем. Кто не может вникнуть в смысл дифференциала, должен бросить это занятие. Он будет полезнее на заводе или в поле. Впрочем, это мое личное мнение… и я не решаю таких вопросов.