Перечень его преступных деяний не предусмотрен никакими процессуальными кодексами, его преступления абстрактны, как символ, и реальны, как бесконечность. Судим мы его именно потому, что он ворвался в среду бесконечности и своей видимостью предела сломал, покалечил и растоптал великую идею бесконечно малого…
Господа судьи! Долг чести, великий долг справедливости требует жесточайшего наказания для подсудимого. Ибо он в виде обыкновенной математической единицы, подобно метеору, вломился в единственно реальный мир бесконечности, взорвал его и на руинах реальности построил свой фальшивый и лицемерный дворец видимости.
Единица создала время и пространство, движение и скорость. Единица подменила святыню духа и познание мерзостью практики и материи. Единица создала ощущение материи и сделала это основой в познании.
Чистое, как огонь, познание, всемогущий, как стихия, дух отвергнуты и растоптаны грязной ногой ощущений. Разве это не величайшее преступление, господа судьи? Разве подобное преступление не тяжелее мелкой семейной драмы? Разве эта преступная идея не правит миром? Разве она не совершила неслыханный по своему насилию переворот? Разве не грубая физическая сила единицы раздавила нежные плоды духа и познания бесконечно малого, как единственной реальности мира?
Это тягчайшее преступление. Мир духа и разума не знает более дерзких, дьявольских преступлений…
Худяков спросонья пытался вникнуть в смысл непонятных слов оратора. Он был уверен, что за словом «единица» кроются близкие ему люди, что вятлинская шайка, называющая себя «Бесконечностью», готовит нападение. Как же предотвратить его? Проклятая сонливость! Глаза сами слипаются…
Юношу клонило ко сну. Сквозь дремоту его слух улавливал глухой голос, доносившийся с кафедры:
— Два мира скрываются за этими математическими выражениями, формулами и уравнениями. Два мира сцепились в мертвой хватке неравной борьбы. Мир шишкоголовых — мир многоугольников и бесконечности, мир чистого духа и познания, мир реальности, — и другой — грубый, мозолистый мир круглоголовых, целых величин, мир ощущений и видимости.
Мы судим сегодня окружность и те три целых и четырнадцать сотых диаметра, что укладываются в ее длине. Мы судим тех, кто грубой силой измял все то, что одухотворялось веками…
Ушли в вечность, в царство чистого Рафаэля, великие поэты, композиторы, философы, артисты. Впереди них шагают в царство познания и духа математики как единственные представители единственной реальности…
В этом мире видимостей остаются камни и сталь, чугун и бетон. Остаются грубые мозолистые руки… И нет ничего возвышенного…
Что говорилось дальше, Худяков не запомнил. Его сморил сон и опрокинул в бесконечную тьму.
Проснувшись на жесткой скамье в пустой аудитории, Худяков некоторое время не мог понять, как он здесь очутился. Рука, в которой юноша зажал перочинный нож, затекла. Он с трудом разжал пальцы. И тут Худяков вспомнил крысиный визг, ночного оратора и агентов Интеллидженс сервис.
Надо немедля доложить Рубинской. Но поверит ли она? Все это похоже на бред. Скажет: «Всякая чепуха тебе мерещится». Видно, придется, не раскрывая преступных замыслов, еще последить. Скажу лишь о том, что Воробьиха поступила к старику в уборщицы, что унижается и принимает подачки в виде молока и кренделя. Вот так комсомолка! Для выполнения задания достаточно и такой информации. Всю остальную деятельность Козл-Вятлина и его шайки разоблачу позже, когда сумею усвоить их шифры и загляну в этот гроссбух с записями.
Институт оживал. Внизу несколько раз хлопнула входная дверь. Где-то за стеной зажурчала вода. Пора было надевать куртку и уходить. И тут Худяков почувствовал, как заныл желудок и пересохло во рту.
«Эх, зря я вчера отдал Пяткину рубль, — подумал он. — Теперь стреляй у других. Домой уже не попадешь. Мамуля, наверное, беспокоилась».
Когда Худяков спускался по лестнице вниз, ему почудился голос матери. Плача, она, видимо, жаловалась гардеробщицам:
— Всю ночь ищем… В милиции были, в больницу, в морг ездили… Может, у вас что известно?.. Толя Худяков… Да, студент первого курса… Высокий, худенький такой.
«Ну конечно мама! Чего ей взбрело приходить сюда? В какое дурацкое положение она ставит меня?»
— Мама, ты почему здесь?
Мать, увидев сына живым, бросилась обнимать его и целовать.
— Тосик, миленький, я чуть с ума не сошла… У отца сердечный припадок. Где ты всю ночь пропадал?