— Если за неточность или описку в анкете будем исключать, то у нас не много останется комсомольцев.
— А если будем либеральничать — самих выгонят, — вдруг вставил Лапышев.
Юре было хорошо: он вырос в детдоме, в анкете писал: «Родителей не помню, их социального положения не знаю». Подкопайся к нему!
— Тогда надо еще больше ожесточиться и исключать из партии бывших дворян. А они стали профессиональными революционерами, шли на каторгу, за революцию жизнь отдавали. Далеко зайдем.
— Ишь куда загнул! Мы судим не за то, что кем-то был, а за то, что утаивал.
Но Коковцева все же не исключили, а дали лишь выговор и предложили исправить анкету.
После бюро Громачев и Лапышев пошли домой пешком, чтобы хоть немного побыть на воздухе. По пути Роман спросил:
— Слушай, Юра, у тебя нет ощущения, что Рубинская своей активностью загоняет нас в угол и заставляет действовать так, как ей угодно? Она вынюхивает, выискивает порочащих предков и заставляет нас ожесточаться против тех, кто порвал связи с родителями. Многие из них стали честными работягами. Ведь бытие определяет сознание, а не прошлое деда или бабки.
— Так-то так, Рубинская, конечно, стервозная баба, но я, отсекр, вынужден поддерживать ее стремление очистить комсомол и институт от чуждых, ненадежных элементов. Этого требует классовая справедливость. В прежние времена тебя бы не допустили к высшему образованию. Со свиным рылом не суйся в калашный ряд. Почему же мы должны быть снисходительны к выходцам из дворян, купцов, кулаков? Так что я сознательно не останавливаю Рубинскую. Пусть проявляет бдительность, расшевеливает благодушных. Ею прямо какой-то бес руководит.
— Имя беса известно — стремление выделиться из массы, обрести популярность и… сделать карьеру. Может быть, занять твое место. Знает, что отсекру положена повышенная стипендия. Она ведь ни от чего не отказывается.
— Ты, по-моему, преувеличиваешь, просто у нее прорва энергии, которую некуда девать. Возьмись переключить ее на себя.
— Нет уж, брат, даже на необитаемом острове я бы обошел ее стороной. Пяткин говорит, что эта краля с хитрым заводом. Хотя глаза и зеркало души, но ему встречались отъявленные стервы с невинным лицом и безмятежно голубыми глазами.
— Пяткин, конечно, крупный знаток женской души. Но не злословит ли он потому, что его начисто отшили? А это обидно, приязни не вызывает. Слушай, Роман, а почему мы не привлекаем его к активной деятельности? Он бы мог интересные вечера устраивать, физкультурой руководить. Обязательно поговори, хватит ему вола вертеть.
— Попробую вовлечь, но навряд ли получится, он считает себя переростком. Пора, говорит, в ветераны переходить.
На следующий день Громачев поймал в коридоре Пяткина, завел разговор о его включении в комсомольскую работу.
— С удовольствием… Сам хотел поговорить с вами, — стал уверять Степан. — Но у меня такой камуфлет получился, что скоро на бюро драить и песочить будете, вплоть до исключения.
— Не треплись. Что ты такое мог сотворить?
— Надеюсь, ты не продашь меня? Буду предельно откровенен, но, учти, только с тобой. Писателям в такие истории нужно вникать. Помнишь, Кирпичников приглашал меня колодец чистить? Так я отомстил ему за всех отстающих по математике. Скоро кляузное заявление принесет…
И вот что Пяткин рассказал по секрету:
— Человек никогда не знает, где ему уготовлена ловушка. Сам Кирпичников на дачу не поехал, сунул мне десятку и сказал: «Там жена вас ждет». Еду в поезде и думаю: какая-нибудь мымра профессорская встретит. Будет ходить по пятам, наблюдать, чтобы не спер чего, и нудить. Нахожу дачу в переулочке, нажимаю электрическую кнопку в калитке… и вдруг чудо! Выходит на крыльцо молодая улыбчивая крепышка. На вид — меньше тридцати. На ней сарафанчик пестрый и шлепанцы. Мы все в этом мире рыщем в поисках подружки, которую не суждено найти. А тут открывает калитку та, о которой давно мечтал. Глаза живые, прозрачные, словно изумруды. И фигурка точеная. Явная физкультурница. У меня ноги к земле пристыли; казалось, кондрашка от неожиданности хватит.
«Что вас так удивило?» — спрашивает она. А сама не может сдержать улыбку.
«Знаете, я полагал солидную даму встретить. Может, не по адресу попал?»
«Вы водолаз?»
«Да, бывший».
«Я тоже ждала огромного дядьку в скафандре с медной головой. Думала, заставит меня в шланг воздух качать».
«Как вас величают?» — спрашиваю.
«Зовите просто Алей».
«А меня кличут Степаном. Водолазного костюма, к сожалению, нет, да он и не нужен. Придется в трусах действовать».