Пока он так рассуждал, примеченная девушка терялась в толпе. «Ну и ладно, — думал он, — встречу еще интересней».
Вечером, когда Громачев с Лапышевым несколько ранее обычного вернулись домой с районного актива, соседка по квартире — Мария Трифоновна — подозвала Романа и сообщила:
— Сестричка ваша, Сусанна Даниловна, возвращается. Просила намекнуть относительно комнаты. Придется вам с приятелем съезжать в общежитие.
— А Сусанна, что, все время вам пишет? — удивленно спросил Роман у Марии Трифоновны.
— А как же! За комнату, отопление, свет платить же надо! Она и деньги посылала, и интересовалась: как вы тут? Только просила переписку держать в секрете. Я и помалкивала.
Романа бросило в жар. Ведь ни ему, ни Юре и в голову не пришло, что за жилье и коммунальные услуги надо платить. Они тут жили словно в общаге, где обо всем заботится администрация.
— Что же вы про нас сообщали, Мария Трифоновна? — стал допытываться он.
— Много про вас расскажешь! Писала, что не живут, а только ночуют. Целые дни где-то пропадают. Поесть дома некогда, даже чаем не балуются.
— Из каких мест она писала?
— Из разных. А в последнем письме предупредила: приеду, мол, как вскроется лед, пароходом. Надеется, что к тому времени освободите комнату. Видно, желает жить одна. Вволю наскиталась.
— А вы не можете показать письмо?
— К чему? Я вам все обсказала.
— Дайте хоть конверт. На нем, наверное, штампы есть.
Соседка ушла в свою комнату и вскоре вернулась с грубым синим конвертом. На нем была марка, изображавшая ледокол «Красин», и виднелся штамп почтового отделения Архангельска. Обратного адреса не оказалось.
— Хорошо, — сказал Громачев, — мы уберемся отсюда, как получим места в общежитии. Простите, что с таким опозданием спрашиваю: мы вам что-нибудь должны?
— Да вроде бы нет. Вот разве за стирку постельного белья два восемьдесят, но не беспокойтесь, сестра оплатит.
— Нет уж, за это мы сами.
«Значит, все время Сусанна оберегала нас от неприятных бытовых забот… Не только меня, но и Юрку. Как мы могли допустить? Два идиота в облаках витали», — принялся корить себя Громачев.
Пройдя к себе в комнату, он в таких же тонах все выложил Лапышеву. Тому тоже стало неловко за свое беззаботное существование.
— Да, влопались мы, как недоумки из детского сада. Где же взять денег, чтобы расплатиться за все? Подсчитать нетрудно, высшую математику знаем. Чистые олухи!
— Ладно, с деньгами я разберусь. Со мной и Кичудовым «Молодая гвардия» договор заключает, аванс выдаст.
— Поздравляю. И много вы с ним написали?
— Несколько глав. Они понравились издательству. Сматываться отсюда надо как можно быстрей.
Роман не знал, пожелает ли с ним встречаться Сусанна. Будет, конечно, сердиться, что он обосновался здесь не один, а с приятелем.
— Общагу беру на себя, — пообещал Лапышев и сокрушенно вздохнул. — Жаль, отдельной комнатой не воспользовались, девах ни разу не привели. Так мы в евнухов превратимся.
Через неделю Лапышев и Громачев получили комнату в общежитии на Флюговом переулке. В ней стояли три койки. Одну парни выставили и сказали коменданту:
— Никого не подселяйте. У нас хранятся секретные документы.
Комендант поверил секретарю комитета комсомола и больше никого не подселял.
Переезд в общежитие не ухудшил, а скорей упорядочил жизнь комсомольских активистов. Некоторые заседания они проводили у себя в комнате или в красном уголке, благо большинство членов бюро жило в общежитии. Вечерами удавалось попить чай, стоило только пойти на кухню и открыть кран постоянно действующего «титана». Лапышев раздобыл у коменданта стаканы, графин и чайник. Купил на свои деньги пачку чая и кулек конфет — «подушечек».
— Покупай на вечер колбасу и булку, — посоветовал он Роману. — Пора наладить ужины и завтраки, а то язву или катар желудка наживем.
Они по очереди мыли посуду и убирали комнату, но устраивать домашние ужины и завтраки не всегда удавалось. Когда они возвращались в общежитие, все булочные и продуктовые магазины были закрыты. А в рестораны ходить студентам было не по карману.