Подарок Ивану пришелся по душе.
— Где вы его добыли? Давно мечтал о кожаном картузе. Две кепки прожег, да и вид у них какой-то засаленный… Удружили, братцы! Спасибо.
Одной бутылки вина на четверых не хватило. Зое пришлось доставать припрятанную наливку.
Пили за успех повести, за будущих инженеров и за здоровье Коли, который почему-то называл себя Кулей.
О дне приезда Дремовой Громачев узнал в журнале «Работница и крестьянка». Сусанна прислала в редакцию телеграмму, что прибудет в Ленинград на знаменитом ледоколе «Красин».
Уточнив, когда ледокол прибывает, Роман купил розовых и красных гвоздик и поехал в порт.
На причале нетрудно было найти толпу встречающих. Громачев всматривался в ожидающих мужчин: нет ли среди них Мокеича? Не найдя его, подумал: «Видно, не хочет и с ним видеться, поэтому не оповестила».
Подошедший по каналу ледокол долго пришвартовывался. На его верхней палубе толпились пассажиры. Они что-то выкрикивали, махали шапками, платками. Но среди них Сусанны не было. «Видно, заметила меня и не хочет показываться, — решил Роман. — Но я дождусь ее».
Он подошел ближе к спущенному с корабля трапу и, прячась за ажурной стойкой крана, стал ждать.
Дремова, одетая в белую шубку, шерстяной платок и унты, спустилась на берег чуть ли не последней. Она тащила в руках два чемодана.
Громачев шагнул ей навстречу и, протягивая цветы, весело сказал:
— С приездом, сестренка!
Сусанна отпрянула сначала, в растерянности опустила на землю чемоданы и, не зная, как быть, взяла цветы.
— Господи, вот не ожидала! Как ты узнал о приезде?
— Сердце подсказало.
— Из всех людей на земле мне хотелось видеть только тебя, но я дала себе слово не встречаться. А ты тут, и ничего теперь не поделаешь. Здравствуй, родной.
И она с таким чувством принялась целовать его, что он невольно смутился.
— Хватит, Сусанна, на нас же смотрят.
— Пусть видят, мне на них наплевать. А что ты таким франтом?
— Ради тебя и… по случаю удачи — заключил договор на книгу.
— Поздравляю. Теперь, наверное, от девчонок отбоя нет?
— Не замечаю их. С утра до позднего вечера занят. Я ведь студент, комсомольский активист и… в литгруппе начальство.
— Не торопись выкладывать… расскажешь подробней дома.
— По какому направлению поедем? К Мокеичу? — спросил Роман.
— Хоть это и жестоко, но я буду жить одна, — ответила Сусанна. — И ты ни на что не рассчитывай. Все, что было у нас, осталось в далеком прошлом.
— Ты кого-то встретила на Севере?
— Нет. Меня заботит другое. По-прежнему страшит будущее. Но о таких вещах говорят не на ходу у трапа. Ты сегодня свободен?
— Да, вполне. Сбежал со всех лекций. Готов подчиняться до поздней ночи.
— Не пугайся, на столь долгое время не понадобишься.
Погрузив чемоданы в автобус, они поехали к центру города. На проспекте Огородникова пересели в трамвай и вскоре очутились дома.
Соседка, хоть до сверкания убрала комнату Сусанны, все же не ждала столь скорого приезда. Она кинулась целовать Дремову, потом засуетилась: побежала на кухню ставить чайник, разогревать обед.
Раздевшись, Сусанна первым делом нашла хрустальную вазу, наполнила ее водой и, поместив цветы, полюбовалась ими и сказала:
— Давно таких не видела. Спасибо… И за красные и за бледно-розовые!
Мария Трифоновна не оставила их наедине, она пригласила к обеду:
— Надо бы праздничный стол, да не ждала я сегодня, — оправдывалась она. — Прошу отведать, чего наготовила.
— А мы сейчас все сделаем по-праздничному, — пообещала Сусанна.
Она достала из чемодана флягу со спиртом, соленую семгу в замасленной бумаге и тресковую печень. Сама, как заправский выпивоха, разбавила спирт водой и, наполнив рюмки, предложила выпить за встречу.
— За братца и сестру, — добавила соседка. Она по-прежнему полагала, что они родственники.
После выпитого спирта глаза Сусанны засветились, как в прежние времена. Роман, опасаясь проницательности Марии Трифоновны, невольно отводил взгляд и про себя радовался: «Любит, любит по-старому! Чего же она хорохорится?»
После обеда соседка осталась на кухне мыть посуду, а Громачев с Дремовой ушли в свою комнату. Там, предложив Роману папиросу собственной набивки, Сусанна закурила. Оказывается, в экспедиции она пристрастилась к табаку.
— Единственное удовольствие, которое я позволяла себе, — сказала она.
— Я тоже не развлекался, — заметил Роман.