Тот сидел, как после бани, в белой рубахе с расстегнутым воротом, в светло-коричневых бумажных штанах и сандалиях на босу ногу. Он был наглажен, намыт, но с веснушками, видно, ничего нельзя было поделать, они густо выступали на бледном, не принимающем загара лице и на ушах.
Приходу Громачева Мокеич обрадовался, но ворчливо заметил:
— Появился-таки! Неужто минутки свободной не находилось? Пришлось посыльных посылать, пирогом заманивать.
— Честное слово, как белка в колесе кручусь, — пожаловался Роман. — А сегодня на все плюнул и пришел.
— Правильно сделал. Не поддавайся суете.
Мокеич усадил его перед собой и принялся расспрашивать о студентах парттысячи. Ему, сидевшему почти безвыходно дома, все было интересно. Он жаждал общения с живой средой.
— А мы с Кичудовым пишем книгу о современном студенчестве, — сказал Роман. — Может, на досуге прочтете? Ваше мнение для нас было бы ценным.
— Что ж, с удовольствием. Но почему не один, а с каким-то Кичудовым?
— Так получилось. Одна голова хорошо, а две лучше. Сейчас все призывают к коллективному творчеству.
— Коллектив нужен во многих делах, но не в писательском. В нашей специальности огромное значение имеет индивидуальность художника, его мысли, устремления. Так что не слушай крикунов из ЛАППа. Они вводят молодежь в заблуждение. Помнится, что ты, когда был безработным, повестушку писал. Даже отрывок из нее печатали. Где же теперь твое творение?
— Лежит в архивной папке и, видимо, дозревает, так как говорили, что оно сыроватое. В двух редакциях отказали. Не решаюсь к нему прикоснуться, авось само дойдет, — невесело шутил Громачев.
— А ты кому-нибудь нейтральному показывал? Бракуют ведь по разным причинам, иногда по групповым соображениям. Засядет шайка в журнале и только своих печатает, да изредка корифеев, для солидности. Привнеси в следующий раз — может, я чего-нибудь присоветую.
— У вас же своих дел по горло.
— В том-то и дело, что не стало их вдруг. Прежде жизнь тянулась медленно, словно поезд шел пыхтя в гору. А потом понеслась неудержимо, словно под уклон… И тормоза не действовали. Так и думал: либо соскочу с рельсов и кончится все катастрофой, либо вырвусь в деятели… стану известным литератором. Сам не заметил, как порок сердца нажил и работоспособность потерял. Когда сердце не болит — его не принимаешь в расчет. Так оно и должно быть. А я, брат, теперь чувствую свое сердце. Конечная станция приближается. Но я ведь без привычного дела не могу существовать. Так что чтение твоей рукописи будет не обузой. Мы же должны помогать друг другу нащупать свою тропку. Сам ведь ее не всегда отыщешь. Иногда хватаем, что поближе и попроще, а настоящее откладываем на потом, на когда-нибудь. А появится ли это «когда-нибудь»?
— Хорошо, я принесу рукопись.
В это время Сусанна внесла пирог с черникой.
— Кончайте свои дела. Будем пить чай. Наговоритесь еще.
За чаем Сусанна подкладывала самые сочные куски пирога Мокеичу, а тот восклицал: «Ну и вкуснота!» Он благодарно гладил руку жены и искоса посматривал на студента: как тот на это реагирует? А тот делал вид, что его больше всего занимает пирог. В усердии он перемазал не только руки, но и кончик носа. Это вызвало смех у довольной хозяйки. Ее поддержал Мокеич:
— Вот это по-нашенски. Если усадили к пирогу — не отвлекайся ни на что другое!
Когда с пирогом было покончено, Сусанна взяла полотенце и повела Романа в ванну вымыть лицо и руки. По пути она негромко сказала:
— Так держись, но не переигрывай!
В домашнем халатике, с волосами, перехваченными круглой гребенкой, с ниткой кораллов на шее, Сусанна была хороша в этот вечер. Так и хотелось поцеловать ее в разгоряченную щеку. Но она строгим жестом остановила его:
— А вот это уже ни к чему.
«Ну и артистки женщины! — подумал Громачев. — Где и когда они всему этому учатся?»
Они очень быстро вернулись к столу, но Мокеич что-то неладное усмотрел в их походе в ванную и как бы в шутку заметил:
— Ты смотри не отбивай у меня жинку!
В этом чувствовалась угроза и просьба больного.
— Не отобьет, я для него старуха, — отозвалась Сусанна.
Роман, как бы делясь секретом, сказал:
— В институте я было собрался приударить за одной кралей по фамилии Рубинская. И вдруг эта приметная девица оправдала свою фамилию.
Роман вкратце, правда несколько утрируя, пересказал содержание статьи Рубинской.
— Забавная девица! — воскликнул Мокеич. — А не красуется она?
— Мой друг, бывший водолаз Пяткин, не сомневается в этом. Уж слишком у нее голубые глаза и неземное ангельское лицо.