Выждав еще немного, мальчишки погрузили добычу на тележку и вчетвером покатили к городу.
По пути оживился Гурко и заговорил по-книжному:
— Милостивые джентльмены, мы уже умеем запугивать аборигенов. Не пора ли нам объединиться под знамя кладоискателей и дать себе устрашающее имя? Например: «Четыре мустангера».
— Не годится, — возразил Нико. — Какая это тайна, если будут знать, что нас четверо?
— А может, назовемся «Гиенами облинских лесов»? — предложил Дима.
Но на его предложение даже никто не отозвался.
— У меня есть другое, из песни: «Мы ребята-ежики, у нас в карманах ножики».
Это название ребятам понравилось. Оно было устрашающим и в то же время в сокращенном виде звучало невинно: «Мрё».
— Враги сразу не расшифруют. Это очень ценно, — рассуждал Гурко. — Мы будем сыщиков водить за нос. Надо только определить, какими будут герб и знамя. «Тайна и верность» — вот наш девиз!
Мальчишки не возражали и тут же поклялись: ни при каких обстоятельствах не выдавать друг друга и все делить по-братски.
— Денег надо добыть на все сеансы, — сказал Нико, взяв на себя роль атамана. — Татарину всю добычу сразу не повезем. Лучше продавать по частям, он больше заплатит.
— Атаман прав, из этого торгаша надо выбить по червонцу на брата. С нами бог и нечистая сила! — воскликнул Гурко.
Свернув с дороги к дому Зарухно, мальчишки всю кухонную утварь свалили за сараем и прикрыли дровами. К татарину повезли только колонку и пару чугунных сковородок.
Шурум-Бурум жил недалеко от рынка в полукаменном домике, первый этаж которого был из кирпича, а верх — деревянный.
Татарин и дома ходил в выцветшей тюбетейке, не снимал с себя двух не то пальто, не то курток без застежек. Велев затащить колонку в широко распахнутые двери подвала, старьевщик пришел с молотком. Обстукав колонку, он взвесил ее на больших весах и сказал:
— Ай-яй, совсем плохо! Один червонец мало будет?
Червонец не обесценивался, он был твердой валютой, обеспеченной золотом. За один червонец давали пятьсот тысяч дензнаками. Быстро подсчитав, сколько получится билетов в кино, Нико ответил:
— Мало. Меньше трех не уступим. Можем в придачу подкинуть сковородки.
— Зачем твой сковородки? Чертей жарить? Красный цена — два червонца.
— Ладно, уступлю пятерку, — продолжал торг Нико. Но Шурум-Бурум выложил на ящик только два червонца.
— Смотри, больше не имеем.
И он вывернул карманы.
— Жаль, что у тебя деньги кончились, — вздохнув, сказал Нико. — А мы хотели другой товар предложить — кастрюли из меди. Если полудить, можно продавать как новые.
— Почему кончились? — возмутился татарин. — Будет, если надо. Тащи свой кастрюля. Я хорошо плачу, больше никто не даст.
Кухонную утварь мальчишки привезли татарину на другой день и выторговали еще один червонец и семьсот тысяч дензнаками. Теперь они были богачами: могли купить билеты на все серии американского боевика и у каждого еще оставались дензнаки.
На две первых серии братья Зарухно и Громачевы пошли вместе. Около «Сатурна» пришлось пробиваться сквозь толпу мальчишек, пытавшихся проскочить без билетов. Но у входа и выхода стояли глазастые контролеры, которые бесцеремонно хватали пробившихся храбрецов за шкирку и так отбрасывали в сторону, что второй раз никому не хотелось совершать подобный полет.
Тут же околачивался и Ржавая Сметана со своими телохранителями. Он закупил самые дешевые билеты первого ряда и выдавал их только тем, кто клятвенно обещал расплатиться в ближайшие дни. Антас задержал и Громачевых.
— Могу устроить пару билетов, — шепнул он. — Но с условием, что вы у себя дома проверите чердаки и кладовые — нет ли чего-нибудь завалявшегося из олова, свинца и меди… Притащите — получите еще по билету.
— А мы сами умеем деньги получать, — ответил Ромка. — Ты лучше верни провизионку.
— Цыганам продался, да? — спросил Ржавая Сметана.
Это услышал Нико. Он схватил Антаса за грудки и, встряхнув, грозно сказал:
— Если завтра не вернешь ему провизионку, разнесем твою фабрику. Понял?
Но тут на него наскочили Гундосый с Зайкиным. Они хотели скрутить Зарухно руки за спину, но Нико не дался: резким движением стряхнул с себя противников и предупредил:
— Близко не подходить, порежу! А ты, Ржавая Сметана, не забудь сказанного. Если не выполнишь, телохранители не спасут… Клянусь святым Патриком!
— Под этим мундиром бьется благородное и бесстрашное сердце вождя команчей, — ткнув пальцем в вельветовую жилетку брата, возвестил Гурко. — Атаман слов на ветер не бросает. Благоразумней будет выполнить его требования, прийти с поклоном и подарками. Адью, милорды!