— Эх ты, мужчина! Неужели старикана испугался?
— Как-то неловко возвращать похищенную вещь и еще требовать расписку.
— Будь суров с идейными противниками. Нечего их стесняться.
Толя неохотно уложил гроссбух в свой портфель, спустился вниз и спросил у гардеробщиц, не знают ли они, где сейчас живет Козл-Вятлин. Те почему-то не хотели ему сообщать. А одна из гардеробщиц спросила: «А зачем он вам нужен?» — «Посылка пришла на его имя», — соврал Худяков. «Так давайте я ее передам», — предложила пожилая женщина. «Я должен получить расписку». Только после этого гардеробщица сообщила, где можно застать старика.
Толя записал адрес и с унылым видом поплелся к выходу. И тут, на его счастье, столкнулся с Пяткиным. Худяков остановил его и приглушенным голосом сказал:
— Степан Терентьевич, мне вас надо для очень важного дела.
— О, Шерлок Холмс! Ну, говори быстрей, чего тебе надо, доктору Ватсону некогда.
— Нам с вами поручено вернуть Козл-Вятлину его дневник и взять расписку.
— Правда? Он у тебя, что ли? Столько о нем разговоров. Что-то и про меня написано, да?! Хотелось бы заглянуть.
— Нужно не задерживать, — предупредил Худяков, — быстрей вручить.
— Это я сделаю без тебя, — уверил Степан. — Давай греховные записи.
Худяков обрадовался, что ему не придется встречаться со стариком, и без сожаления расстался с гроссбухом, лишь попросил не подводить его.
Завладев гроссбухом, Степан помчался домой. Прыгая через две ступеньки, он быстро поднялся к себе в мансарду и из прихожей весело крикнул:
— Аля! Я раздобыл для тебя дневник Козл-Вятлина. В нем и про нас есть. Хочешь, почитаю?
— С удовольствием послушаю.
Пока Аля готовила ужин, Пяткин, выбирая самые интересные места в записях, читал вслух.
Обоих удивляла и поражала глубина записей и своеобразность наблюдений.
— Старикан-то — талант! — воскликнул Степан. — Салтыков-Щедрин, но слишком едкий. Да и сумасшедшинки многовато.
— Читай, читай дальше, — требовала Аля. Она веселилась, когда речь шла о Пяткине. Он тоже не сердился и от души смеялся.
Наскоро поужинав, они принялись по очереди читать вслух дневник и хохотали, натыкаясь на забавные рассуждения о знакомых людях, на подмеченные несуразности новой жизни.
Только поздно вечером Степан понес гроссбух по указанному адресу.
Старик уже собирался укладываться спать, когда Пяткин дернул ручку довольно громкого звонка.
— Кого это в такую позднь могло принести? — недоумевала гардеробщица, приютившая Козл-Вятлина. — Я уже раздета… Может, откроете, Платон Аристархович?
Кряхтя, старик поднялся и, не открывая дверь, скрипучим голосом спросил:
— Кого надо?
— Скажите, пожалуйста, могу я видеть Козл-Вятлина? — послышалось за дверью.
Голос показался знакомым. Старик снял крюк, открыл дверь и пропустил позднего посетителя.
— Позвольте представиться, — сказал Пяткин. — Ваш бывший визави… тот, что ходит на руках и остатки чая выливает на прохожих… Степан Пяткин. Столп нации.
— Ага! — вспомнил старик. — Очень рад, — машинально произнес он. — Какие у вас ко мне дела?
— От имени и по поручению… Я взял на себя неприятную миссию возвратить под расписку вот этот гроссбух. Человек, похитивший его, стесняется показываться вам. Выбрали меня для столь опасного дела. Надеюсь, вы меня не обидите?
— Не ручаюсь.
— Заранее признаюсь, что любопытство заставило меня и мою жену заглянуть в записи. Мы поражены и направленностью мыслей, и толкованием видимой жизни.
— Весьма польщен. Пройдите на минуточку.
Старик провел гостя в закуток, отгороженный шкафами, подвинул ему стул, сам сел на койку спартанского вида и со смешанным выражением свирепости и вежливости ждал, что еще сообщит студент. А тот, чтобы не молчать, начал выдумывать:
— Интересуюсь философией бесконечно малого, но не удавалось встретить компетентных людей, постигших глубины математических идей.
— Вы правы, молодой человек, какой-то разгул некомпетентности. Эта идея загромождена вульгарными теориями. Она непостижима для малообразованного человека. Тысячи лет назад элеатские философы выдвинули ее, но их противники утопили ее в фантастическом мире видимости. Понимаете? — спросил Козл-Вятлин, точно желая вбить в голову студента простейшую истину.
— Да, конечно, — вынужден был ответить Пяткин.
— Итак… единственной реальностью в этом нереальном мире видимостей существует бесконечно малое, ибо оно наделено непостижимой силой…
— Простите, — остановил старика Пяткин. — А не находите ли вы, что вот эта стенка все же является реальностью и что стукнуться головой о нее не так уж приятно?