— О, молодой человек, вы молоды и наивны. В ваши годы я мыслил так же, как и вы. Даже больше, я никогда не задумывался над тем, является ли стенка реальностью. Но стоит проникнуть в тайное тайных познания, чтобы среди мира видимостей, мира нагромождения уловить единственную реальность, которая кроется в бесконечности.
— Пожалуй, — согласился Степан.
— Не пожалуй, а безусловно, — безапелляционно заявил старик и задал странный вопрос: — Какая разница между многоугольником и окружностью?
Пяткин растерялся, пытаясь вспомнить, что по этому поводу написано в учебниках.
— Я думаю, — сказал он, — что разница заключается в том, что многоугольник состоит из конечного числа сторон, то есть из единиц, а окружность — из бесконечного числа сторон, то есть из бесконечности.
— Я рад за вас, молодой человек, что вы умеете вникать в смысл великих идей. Рад за вас, что вы не плаваете в мелкой водичке элементарной математики. Я рад, что прибегаете к помощи единственной реальности. Но вы ошибаетесь. Вас сбила с толку видимость, создающая внешнее различие вещей. Дело обстоит как раз наоборот. Окружность и круг имеют пределы. Окружность и круг измеряются единицами, и те три целых и четырнадцать сотых диаметра, что составляет длину окружности, есть единица познания. Это фикция, миф, видимость, а многоугольник велик. Его длина не знает постоянных величин. Его стороны могут увеличиваться до бесконечности, а бесконечность не знает предела. И каждая сторона такого многоугольника будет бесконечно малой…
Козл-Вятлин поднялся, подошел вплотную к Пяткину и, сощурясь, стал всматриваться в строение его головы. Степану стало как-то не по себе, зачесалось где-то между лопатками, куда не могла достать рука.
— У вас, молодой человек, все же голова в виде неправильного многоугольника. Прежде я ошибался. Вы, оказывается, способны проникнуть в тайное тайных, прошу извинить меня, я зачеркну ложные наблюдения в дневнике.
— Спасибо, — сказал Пяткин. — Очень признателен.
Тут же он вытащил гроссбух и, не вручая, попросил расписку.
— На чье имя? — спросил старик.
— Хотя бы на женское. Получил от Елены Рубинской свои похищенные записи, произведенные в бывшей бухгалтерской книге. Дату и роспись.
Старик аккуратно выполнил формальности. Пяткин, чтобы как-то закончить разговор, словно по секрету сообщил:
— Я хочу проникнуть в тайну уничтожения времени, которая сообщает непрерывному становлению жизни характер неземного бытия.
Старик поморщился (присылают тут всяких безумцев) и даже скривил рот в язвительной улыбочке, но решил не начинать спора, пора было дать хозяйке покой.
— Об этом в следующий раз, — пообещал он. — Приходите, если появится желание. А сейчас… не могу больше задерживать, — он даже шаркнул ногой.
Выйдя от старика, Пяткин лихо скатился по гладким перилам вниз и, очутившись на улице, вслух себе сказал:
— Вятлин явно принял тебя за чокнутого. И заметно растерялся. Ненормальные боятся ненормальных.
УСПЕХ
Громачеву и Кичудову повезло: рукопись о студентах комсомольской сотни издательство одобрило и приняло к печати. Авторам выдали полагающиеся тридцать пять процентов гонорара. Таких денег у Громачева еще не водилось. Куда их девать? Во-первых, нужно без промедления вернуть долг Сусанне. Она сидит без денег. Потом послать подарки отцу, брату и Матреше. Остальное сохранить. Еще неизвестно, что ждет впереди. Жизнь с каждым днем усложняется.
«Не слишком ли я рационален? — подумал Роман. — Другой кутнул бы так, чтобы потом было чем вспоминать молодые годы».
Во вторник, в ожидании приятных минут, Громачев был в радостном настроении. Каждый раз он встречался с Сусанной словно впервые. Если бы жили вместе, то это, наверное, стало бы обыденщиной и не вызывало ощущения счастья. Разлука, хоть и не длительная, обостряла встречу.
В этот день Сусанна была какой-то посвежевшей и по-особому нежной. Отдыхая после бурных минут, она заговорила:
— Что-то Мокеич, с карандашом читая твою рукопись, не в меру нахваливает тебя. «В нем есть задатки серьезного прозаика, говорит. Пишет без дураков». Это высшая похвала в его устах. Не пойму: откровенен он или хитрит? Он понимает, конечно, что моя жизнь не сахар, что я вновь захочу на волю. И он что-то знает о нас, но, видно, не уверен в своих предположениях.
— Не расставаться же нам из-за этого?
— Нет, не сейчас, я не хочу превращаться в больничную няньку. Я и так забросила свои северные тетради. Не знаю, когда примусь за них. Приходится зарабатывать правкой чужой мазни.