Закончив рассказ, Герман не без ехидства поинтересовался:
— Ну, как, Громачев, подкинуть твои книжки Горькому? Хочешь знаменитым стать?
— Нет, погожу, — ответил Роман. Он знал, что пишет не без огрехов, и не хотел сердить Горького.
Вращаясь в среде аспирантов, будущих ученых, Громачев и здесь видел, что многие берутся лишь за выполнимые задачи. Зачем рисковать своей репутацией? Гораздо спокойней не творить, а жить в довольстве собой, бахвалиться ученой степенью и задирать нос перед теми, кто рискует и терпит неудачи. Это, конечно, станет темой следующей повести. Но пора самому действовать решительно — выбираться на неизведанную тропу.
По институту прошел слух: Лапышев пошел в гору — избран секретарем горкома комсомола. Громачев давно не видел Юру, нужно было посоветоваться с ним.
Без предварительного телефонного звонка он пошел в Смольный. Вход был свободный. Когда-то здесь по необычайно длинным и просторным коридорам чинно прогуливались благородные девицы. В революцию жил и работал Ленин и по всем этажам сновали, грохотали коваными каблуками красногвардейцы и матросы, опоясанные пулеметными лентами.
Теперь в первом этаже разместился комсомол, на втором — исполком Ленсовета, на третьем — горком и обком партии.
Найдя кабинеты секретарей комсомола, Громачев вошел в приемную и спросил у девушки, сидевшей среди телефонов, не занят ли Лапышев.
— Освободится через полчаса, — ответила она и схватила трубку заверещавшего телефона. Трудно было понять, как она угадывает, какую трубку снимать.
Громачев уселся на один из стульев, стоявших вдоль стены, вытащил из потрепанного студенческого портфеля газету, развернул ее и принялся читать.
Лапышев появился неожиданно. Увидев друга, ждущего приема, возмутился:
— Не мог прямо зайти? Для тебя я всегда свободен. Понял?
Они прошли в кабинет и уселись друг против друга.
— Рассказывай, как там у нас дела.
Роман рассказал историю со стрельбой, выделяя забавные детали. Лапышев смеялся от души, удивляясь отчаянности Худякова.
— Ну и Тосик! Не ожидал от него такой прыти. Надеюсь, не выгнали из комсомола?
— Нет, строгача вкатили и оставили. Пусть ума набирается.
— А с Рубинской что?
— Железная деваха. Покуксилась немного, изображая психованную, и перевелась в московский институт. Не обошлось без покровителя, конечно, но мы такую характеристику дали, что она не возрадуется.
— Ну, а у тебя как?
— Зачеты сдал за все три года. Хвостов нет. Предстоит производственная практика и работа над дипломом.
— А я так и не получу высшего образования, — вздохнул Лапышев. — Думал, вечернее закончу… Куда там! До поздней ночи дел по горло. Наверное, отчислили уже. Ну, а как у тебя литературные успехи?
— Малость преуспел. Принес тебе в подарок две книжки с автографом.
— Молодчага! — разглядывая книжки, похвалил Юра. — Так ты теперь почти профессионал. В Союз писателей, наверное, примут?
— Непременно, — сказал Роман. — Поэтому мне не хочется ни дипломную писать, ни в Большую Туру отправляться. Может, отзовете на комсомольскую работу? — больше в шутку, нежели всерьез спросил он.
— А что — идея! — вдруг подхватил мысль Лапышев. — По-моему, освобождается место редактора в журнале «Юный пролетарий». Сможешь редактировать?
— В этом деле ни бум-бум! Но готов попробовать. Консультант у меня будет отменный. Есть такой Мокеич, он в помощи не откажет.
— Заметано! Только мне нужно сконтактоваться с Иосифом Вайшлей. Покажу ему твои книжки и… думаю, уломаю. Приходи дня через три, уже будет ясность. Ты обедал?
— Не успел еще.
— Пошли в нашу столовку. Угощаю. Надеюсь, вспомнишь, когда станешь великим.
— Надейся, но сам не плошай!
Через пять дней Громачев снова отправился в Смольный. Не застряв в приемной, он прямо вошел к Лапышеву. Тот что-то писал, но, увидев Романа, поднялся из-за стола и, пожимая руку, сказал:
— Дело двинулось: готовлю резолюцию к завтрашнему бюро. Отзываем тебя на комсомольскую. Но учти, бывший редактор нахватал столько выговоров, что дольше оставаться в журнале было опасно. Так что на вальяжную жизнь не рассчитывай.
— Ну что ж, я готов пройти через все.
— Сейчас я тебя сведу с первым секретарем — Вайшлей. Советую чуточку поломаться. Он не любит тех, кто бездумно соглашается: полагает, что такие добровольцы ни на что не годны.