Разошлись под утро. Оставшись в опустевшей, еще пахнувшей краской квартире, Роман расстелил на полу газеты, прикрыл их кожаным пальто и, подложив под голову пачку журналов, повалился спать. Засыпая, подумал: «Зачем мне сдалась отдельная квартира? Не хочешь, а приобретай вещи, которые скуют по рукам и ногам, сделают оседлым».
Сусанна, узнав о полученной квартире, облегченно вздохнула.
— Наконец-то будешь жить как все люди! Очень важно иметь свое гнездо, куда можно возвращаться и оставаться наедине с самим собой. В каком виде она тебе досталась?
— Еще как следует не разглядел. Мои орлы потребовали немедля справить новоселье. На полу сидели, всю ночь куролесили.
— Так я и знала. Отдай ключи, мы с соседкой придем и наведем порядок. Только до вечера не показывайся, помешаешь.
Роман, чтобы подольше задержаться в редакции, выправил гранки очередного номера журнала. Затем купил масла, хлеба, сахарного песку, колбасы, вина и пришел к себе в десятом часу. Соседка уже ушла, Сусанна одна домывала окна. В одной из комнат стояли кухонный столик, два стула, а в углу виднелась застеленная одеялом раскладушка.
— Я кое-что привезла тебе, — сказала Сусанна. — Решила поделиться. Когда купишь приличную мебель, стол отправишь на кухню, а раскладушку спрячешь на всякий случай в кладовой. Еще коврик принесу.
Роман бросился обнимать Сусанну, но она отстранила его.
— Не дотрагивайся. Здесь, в этих комнатах, ты изменишь мне.
Оказывается, она ревновала его к новой квартире.
— А ты переезжай сама сюда. Одна комната твоя.
— К счастью или к сожалению, этого никогда не будет, — с печалью в голосе ответила она. — Не хочу ни тебя, ни себя связывать. И Мокеич плох, такого удара не выдержит. Проводи меня.
— А ужинать?
— Интересно, как ты собирался угощать? У тебя же нет ни чайника, ни стаканов, ни дров для плиты.
— А мы всухомятку… вином запьем.
— Нет уж, захватывай все и пошли к Мокеичу ужинать. Он, видно, заждался. Тебе обязательно показаться надо, а то бог знает что подумает.
Георгиевский действительно встретил их упреком:
— Что вы так поздно?
Взгляд у него был недоверчиво настороженный, а губы бледные до синевы. Но Сусанна могла смело взглянуть ему в глаза.
— Только что кончили уборку, — устало сказала она. — Ничего у него нет, ни тряпки, ни ведра, ни метлы. Пришлось в помощницы брать Марию Трифоновну и все тащить с собой. Квартира хорошая, можно семейством обзаводиться. Только пусть приводит девчонок таких, которые убирают после себя. А то насвинячили, новоселье справляя, и ушли. А я за них старайся.
— Да, брат, это тебе не общежитие, — успокоясь, заметил Мокеич. — Учись прибирать за собой. Я в молодости сам корячился. Уборщиц не будет.
— Точно, — добавила Сусанна. — В первый и последний рае убирала.
На другой день, за час до окончания работы, Громачев отправился в Гостиный двор, купил себе эмалированный чайник, недорогой сервиз на шесть персон, ложки, вилки, ножи и сковородку. С довольно увесистым свертком он поднялся на пятый этаж и у своей двери застал плечистого парня, сидящего на бауле из некрашеной фанеры.
Кудрявый русак был по-деревенски моден: на голове едва держалась восьмиугольная кепочка с матерчатой пуговкой на маковке, на лацканах серого грубошерстного пиджака красовались значки МОПРа. Брюки у него были навыпуск, а на сапоги надеты новые, сияющие лаком галоши, хотя в городе было сухо.
Увидев Громачева, парень вскочил, снял кепочку и полюбопытствовал:
— Не Романом ли Громачевым кличетесь? Редактором журнала будете?
— Буду. Но я принимаю не здесь, а в редакции.
— Слыхал. Да вот оно какое дело. С Пинеги мы… прибарахлиться в Питер прикатили, а заодно поразведать желалось… Твой адресок от заведующего получил… («Видно, завредакцией дал, — подумал Роман. — Завтра я его вздрючу».) — Сказал: «Не бойся Громачева, твой ровесник». Вот я и пришел. Не жрамши весь день. Может, вместе похарчимся? У меня кой-чего найдется.
Громачеву не хотелось ни с кем «харчиться». Но не будешь же гнать приезжего? Пришлось открыть дверь и пропустить гостя в квартиру.
Войдя в прихожую, тот огляделся, повесил на крюк кепчонку и, не снимая галош, прошел в комнату, водрузил на табурет баул и принялся выгружать из него на стол гостинцы: бутылку самогона, закупоренную деревянной затычкой, увесистый кусок соленой семги, черный пирог с запеченной рыбой, крутые яйца со смятой шелухой.