«Заведующий технико-производственным отделом Ленодежды без зазрения совести похвастался: «Мы советизируем заграничные моды. Берем из заграничных моделей все, что можно взять. В нашем платье сочетание американской широты, французских бортов и английских плеч. Не пробовали ли мы создать советские фасоны? — переспросил он. — Пробовали. Привлекли двадцать пять художников. Ничего путного не вышло. Просто художник в этом деле не годится, а модельеров ни один из наших институтов не выпускает. У нас игнорируют красоту одежды».
Он показал забракованные чертежи моделей, попавших на конкурс: платье-косоворотка, платье-звезда, платье-гитара, платье из красного шелка с металлическим поясом, составленным из уменьшенных тракторных гусениц. Приходилось удивляться узости мышления художников.
Пока шли разговоры, Николай Муратов без дела не сидел, он набрасывал портреты собеседников.
В следующем номере журнала появилась разгромная статья под заголовком «Хотим хорошо одеваться», в которой досталось всем тем, кто обязан был заботиться о добротности и внешнем виде одежды советских людей. Во всю страницу была нарисована карикатура: конструкторы-модельеры, раздев догола иностранца, прямо на панели копируют детали его одежды. Кроме того, статью украсили шаржированные портреты тех, с кем беседовали, и модели диковинных платьев современных художников.
Статья вызвала похвалы, смех и… жалобы. Руководители швейной промышленности возмущались: «Комсомол публично подрывает авторитет».
В редакции вскоре раздался телефонный звонок из Смольного. Говорил секретарь Кирова:
— Товарищ Громачев? Сергей Миронович желает вас видеть завтра в девять тридцать утра.
«Вот он, первый фитиль, — подумал про себя Роман. — Дались мне к чертям эти моды!» Сам он никогда не носил рубашки с галстуком и презирал тех, кто думает только о том, как бы пошикарней одеться.
Услышав о вызове в Смольный, Ожогина посочувствовала:
— Влепят, конечно, выговор. Но ты не теряйся, отстаивай нашу точку зрения, Киров любит упорных.
Громачеву нравился руководитель ленинградских большевиков. Он не раз слышал его зажигательные речи. Киров не любил читать напечатанные тексты. Расхаживая по сцене, он как бы беседовал с присутствующими, лишь изредка взглядывал на коробку из-под папирос «Казбек», на которой были записаны короткие тезисы. Обладая большим личным обаянием, он увлекал слушателей и к концу так накалял аудиторию, что все невольно поднимались с мест и обрушивали шквалы аплодисментов. Так было и на Семнадцатом съезде партии. Делегаты не менее получаса бурно били в ладоши и не отпускали его с трибуны. Он был любимцем партии. Неловко было показываться Сергею Мироновичу на глаза для нагоняя. Но раз вызывает, ничего не поделаешь, надо идти.
В большой приемной на третьем этаже секретарь Кирова долго не задерживал, он сразу же провел в кабинет.
Сергей Миронович вышел из-за стола и направился навстречу Громачеву. Он был невысок, коренаст, одет по-обычному: полувоенная габардиновая гимнастерка, подпоясанная широким ремнем, темные брюки и хромовые сапоги. Как-то по-дружески протягивая руку, Киров признался:
— Я почему-то представлял тебя рыжеволосым переростком… сердитым и очень серьезным. А в тебе никакой солидности. Впрочем, редактор комсомольского журнала и должен быть молодым и задористым. Но это не значит, что мы тебя будем гладить по головке. К ответу призовем, как ответственное лицо.
— Я уже приготовился к выговору, — обреченно сказал Громачев. — Только мне бы хотелось знать: разве есть что-нибудь предосудительное в хорошей и красивой одежде?
— Разве я что-нибудь сказал по этому поводу? Правильно сделали, что затронули тему, которую стесняются поднимать другие. Затронуть затронули верно… Но людей обижать незачем. Какими унылыми и узколобыми вы изобразили наших руководителей швейной промышленности и сбыта! Разве они такие туполобые уроды? Я бы себя таким увидел — обиделся бы. Шаржи смешны, но уж очень злы. Надо меру знать, иначе вы нас совсем рассорите. Солидные люди жалуются. Вот, например, литературоведа Фому Сыроегина вы боровом изобразили и бестактную подпись дали. Зачем? Это не украшает журнал.
Громачеву стало жарко. В шарже и подписи действительно был пересол. Киров прав.
— Виноват, — сказал он, следуя совету прежнего редактора, — готов нести наказание.
— Да не наказывать я вызвал, а предупредить, чтобы больше не было мальчишеских выходок. На первый раз, думаю, обойдемся собеседованием. А то ведь нетрудно и затуркать вашего брата, — вдруг улыбнулся он. — Еще оробеете. А робость ваша мне ни к чему. Дерзайте умно, подумав. И не ухватывайтесь только за негативную сторону жизни. Больше места отдавайте героическим событиям, людям, на которых следует равняться нашей молодежи. И не забывайте, что у нас есть заклятые враги — империалисты и их порождение — чернорубашечники, коричневые и прочие фашисты. Нам с ними придется столкнуться. Комсомол взялся подготовить сто тысяч летчиков. Что вы для этого сделали?