— Блуждаю, — ответил сапожник. — Разве нельзя в лесу честному человеку заблудиться?
— Я с вами шутки шутить не намерен. Имя? Фамилия? Где проживаете?
— Вы что, никак Веню-сапожника не знаете? Вот так милиция. Да спроси за железной дорогой кого хочешь, он тебе и дом покажет, и про мою работу наговорит.
— Вы его знаете? — спросил Живнин милиционера.
— Знаю, — ответил тот. — Не раз за буйство утихомиривал.
— Так что же вы все-таки в лесу делали? — принялся за свое следователь. — Может, на свидание к кому шли?
— Во, правильно! — обрадовался Веня. — С Нюрой свидеться хотел. Я с ее бидончиком любовь кручу.
И ему вдруг вздумалось опять затянуть старую песню:
— Провожала, жалко стало…
Но закончить ее не удалось, так как милиционер, заткнув кляпом раскрытый рот, зашипел:
— Нишкни!
— Уложите его спать, — приказал Живнин. — Пусть протрезвится.
Вене связали руки и уложили его на сухой мох под соснами. Он попытался было высвободиться и, ничего не добившись, устало затих.
«Случайно или умышленно появился сапожник в лесу? — размышлял Живнин, сидя в засаде. — Его могли напоить воры и направить по тропе, а сами идти на расстоянии и прислушиваться. Неопытный милиционер попался на примитивную удочку. И я не учел все варианты при инструктаже. Что же теперь предпринять: забрать краденое и выждать?»
Проснувшись, Веня попробовал шевельнуть здоровой ногой, — она ему не подчинялась. Руки тоже словно прилипли к телу и затекли. Выплюнув изо рта остатки кляпа — какие-то волокна, — сапожник жалобным голосом попросил:
— Ребятки! Нет ли чего опохмелиться? Рукой и ногой шевельнуть не могу.
— Развяжите его, — приказал Живнин. — И дайте попить.
Милиционер развязал Веню, приложил к его рту горлышко фляги. Полагая, что его угощают спиртным, сапожник присосался к фляге, запрокинул голову и… содрогнулся. От теплой, пахнущей болотом воды его чуть не вырвало.
— Фу, какая гадость! — воскликнул он и, сплюнув, закашлялся.
Живнин начал допрос издалека:
— Где ногу потерял?
— Под Ямбургом… Бандиты Булак-Булаховича раздробили.
— Значит, был бойцом Красной Армии?
— А то как же! Взводом разведки командовал, именные часы имею, — принялся хвастать Веня.
— Где же эти часы?
— Пропил, — сокрушенно признался сапожник, — все из-за гада мельника, которого Ян Янычем кличут. Лийв — фамилия его. Он прикидывается добряком, а сам оборотень, кулацкая морда! До войны я у него на все руки был. Приводные ремни сшивал, мешки ворочал, жернова запускал. А пришел без ноги, он даже осевок пожалел. «Не годишься теперь мне. Да и платить нечем». Ишь гад какой! А сам крестьян, которые зерно привозят, батрачить заставляет. И вроде не кулак, наемной силы не имеет. Но я его еще выведу на чистую воду.
Видя, что арестованный сильно уклонился от вопросов, Живнин перебил его:
— Кто вас вчера напоил?
— Никто, сам малость выпил.
— Где самогон брали?
— Нашел в лесу. — Заметив, что ответ вызвал ухмылку не только у следователя, но и у милиционера, сапожник для убедительности добавил: — Не верите — Ромку спросите, он со мной был.
— Какой Ромка?
— Соседский мальчишка. Мы с ним рыбу пошли ловить и заметили, как чухны самогон прячут.
Говоря про это, Веня не хотел подводить Нюрку, ведь ее товар мог еще пригодиться.
— А когда вы церковный клад нашли? — полюбопытствовал Живнин.
— Какой клад? Никакого клада не видал. Я живцов ловил, жерлицы ставил.
Николай на всякий случай решил проверить, не выдумывает ли сапожник. Милицейские лошади были скрыты в зарослях ольхи. Один из милиционеров сбегал в низину и привел двух коней.
Живнин помог Вене вскарабкаться на спокойного гнедого жеребца, а себе взял молодого, горячего.
Отдохнувшие за ночь кони, выбравшись на проселок, понеслись вскачь. Николаю пришлось придерживать своего Вихря, чтобы не потерять в пути еще не протрезвевшего сапожника.
К озеру они прискакали быстро. Живнин, соскочив с коня, хотел было помочь Вене, но тот сам соскользнул на землю. Ведь он когда-то был лихим кавалеристом.
Жерлица у ручья оказалась размотанной. Отвязав дрожащими руками рогатку от кола, Веня дернул за шнур, но живой тяжести не ощутил. Пустой крючок шел, цепляясь за траву.
— Видно, щуренок сожрал наживку, — определил сапожник и, смотав шнур, направился к другой жерлице.
У крутого берега, где дно было песчаным, попался горбатый окунь фунта на два. Веня вываживал его недолго: двумя рывками угомонил, а третьим вытянул на траву и оглушил подвернувшимся обломком коряги.