— Вернитесь только… своими руками задушу!
После такой угрозы даже при отце опасно было возвращаться домой.
— Надо тебе сунуться!.. Не мог помолчать? — стал укорять Димка брата. — Что теперь делать?
— Отец должен за нас заступиться, — уверенно сказал Ромка. — Мы для него родные, а она нет.
— Много ты знаешь. Они с Анной сейчас помирятся, и она сделает все, что захочет.
Но отец с мачехой не помирились. Вскоре Анна вышла с чемоданом и узлом в руках. Пнув ногой подвернувшееся ведро, она решительно зашагала по дороге на мельницу.
Проводив ее страдальческим взглядом, отец посмотрел на притихших мальчишек и с укором сказал:
— Что же вы натворили, ребята? Теперь она к нам больше не вернется.
— Не бойся, проживем, — насупясь, ответил Ромка, чувствуя, как все тело горит и саднит. — Не очень-то она нами занималась. Как ты уедешь, так и ее дома не сыщешь.
— Все ж таки нехорошо вы с ней, — продолжал выговаривать отец. — Она же вам вместо матери. Малолеток растила. Вы ее уважать… слушаться должны. А у вас вон до чего дошло — оба на нее накинулись.
— Если бы не накинулись, она бы Димку искалечила. Смотри, как она меня…
Ромка попробовал задрать рубашку, но та прилипла к телу. От острой боли у мальчишки потемнело в глазах.
— Тебе что, дурно? — подхватив его на руки, спросил отец.
В ответ Ромка лишь застонал. Старый Громачев поморщился. Все тело сынишки было исполосовано вздувшимися багровыми рубцами, кровоподтеками и ссадинами.
— Ого-го-о! — посочувствовал отец. — Настегала же она тебя! Ну, а у тебя, малый, как? — обратился он к Димке.
— Меня не успела так…
— Тогда живей неси холодной воды и какие есть полотенца.
Намочив полотенца в свежей колодезной воде, отец отжал их и начал обкладывать ими спину Ромки.
От холодных компрессов боль как бы унялась, но тело охватил такой озноб, что у Ромки зуб на зуб не попадал.
— Эк тебя залихоманило! — сокрушался отец. — Не заболел бы! Кто за тобой смотреть будет?
Осторожно прикрыв сына одеялом, старый Громачев сел возле кровати и, раздумывая о своей жизни, понуро опустил голову.
ПРИТВОРСТВО
Мельник встретил Анну сухо:
— Ко мне, насофсем? — удивился он.
— Да, больше домой не вернусь. Избила мальчишек и с мужем вдрызг разругалась.
Анна ждала, что Ян Яныч обрадуется. Ему очень нужна была хозяйка, ведь он жил бобылем. Но эстонец насупился и хмуро стал раскуривать трубку.
— Ты вроде недоволен? — изумилась она.
— Как мошно быть дофольный, когда не так делаешь. Меня хотят опфинить в упийстве… Надо угофаривать, просить мальчишку, а не испифать. От его слоф зафисит наша жизнь. Тепе лучше скорей фернуться домой и ласкать… я не знаю, что телать, угофарифать его тафать тругие показания. Иначе пудет плохо. И фоопще тепе надо жить дома, ко мне ходить редко.
— Но мне надоело, я не могу больше с ними.
— Нато терпеть. Постарайся, чтобы мальшик гофорил: «Ничего не знаю». Иначе тепе и мне — тюрьма.
Ян Яныч помог Анне донести чемоданы до улицы, на которой жили Громачевы, и здесь еще раз напомнил:
— Путь топрой… приласкайся, поглать. Нато уметь притфоряться.
В горестных раздумьях Ромка уснул. Сон его походил на обморок. Мальчишка лежал бледный, дышал открытым ртом.
Проснулся он от резкого запаха жареной рыбы. Ему почудилось, что на кухне по-прежнему хлопочет Анна. Там по-всегдашнему хлопали дверцы плиты, скреб сковородку нож, звякали конфорки и трещало масло…
«Ведь Анна уходила от нас, — вспомнил Ромка, — неужели она вернулась?»
Он лежал на боку с открытыми глазами и затаив дыхание вслушивался в шумы кухни; попробовал было повернуться на спину, но от боли чуть не вскрикнул. Все тело-словно было стянуто жгутами, сплетенными из крапивы и колючего репейника. От малейшего движения они как бы сильней врезались в тело.
Вскоре треск, звяканье и скребки на кухне затихли. В комнату вошла раскрасневшаяся Анна. Ромка не успел зажмуриться, и она заметила, что мальчишка больше не спит.
— Прости меня, дуру, — виноватым голосом попросила она. — Я не хотела так… Сам виноват, не надо было грубить. Покажи, как там спина?
Она повернула Ромку на живот и, разглядывая исполосованную спину, стала причитать:
— Ох ты мой миленький… Бедный мой! Ну и нахлестала я тебя! Но ничего… опухоль уже спадает. Сейчас кремом помажу, все пройдет.
Она принесла баночку пахучего крема, принялась дуть на больные места и осторожно смазывать рубцы.