— Один думал?
— Нет, со стрелочником, — в тон ему шутливо ответил Живнин.
— Слушай, Николай, мы уже взрослые люди! Ты предлагаешь детскую игру в «холодно-жарко». Лошадь отправить на поиски бандитов! Курам на смех. В Питере узнают — нас в идиоты произведут.
— А не пошлете — скажут: вернейший шанс упустили.
— Хорошо. Предположим, я согласился и пегая куда-то тебя привела. А там говорят: «Лошадь украли бандиты». На этом все и кончится.
— Но мы ничего не теряем, — не сдавался Живнин. — А за какую-нибудь ниточку можем уцепиться.
— Ты понимаешь, на какой риск идешь? — понемногу начал сдаваться начальник. — Ведь в лесу могут встретить тебя не один, не два, а целая шайка. Думаешь, пощадят? Тут мы последнюю ниточку потеряем.
— Полагаю, что вы сумеете снарядить в лес не одного человека. Ведь поимка Серого — важнейшая задача. Это не карманник и не домушник, весь уезд в напряжении держит. Бандитов надо ошеломить неожиданностью и добить…
В конце концов Живнину удалось уговорить начальника, и тот согласился послать в лес вооруженный отряд из четырех человек. На сборы осталось немного времени — часть угасающего дня, вечер и ночь.
Живнин еще побывал на электростанции, попросил комсомольцев наладить свет в пионерском клубе и прислать на сбор братишек и сестренок.
Потом он поужинал в буфете на вокзале и, возвращаясь домой, надумал заглянуть к Мусе. Благо это было по пути. Но не пойдешь же на свидание к девушке с пустыми руками? По дороге, словно сорванец, Николай перелез через забор в клубный сад и наломал сирени.
В Мусиной комнате окно было раскрыто. Стараясь не производить шума, он осторожно подкрался к нему и положил букет на подоконник. Девушка, готовившаяся ко сну, уловила шорох. Испуганно всматриваясь в темноту, шепотом спросила:
— Кто это?
Николай, прижавшись к стене, молчал. «Чье имя она назовет?» — тревожась, ждал он.
— Николай, ты? — окликнула девушка.
Пришлось выйти и признаться.
— Ты чего прячешься?
— Попрощаться пришел, да вижу, не вовремя. Я на несколько дней пропаду. Оперзадание.
— Опасное?
— Ну что ты, пустяковое. Скоро вернусь. Субботнее кино за мной.
Он хотел было протянуть ей руку на прощанье, но девушка предложила:
— Подожди. Целый вечер корпела над шитьем… пройдусь немного.
Накинув жакетку, она вышла на улицу. Николай подхватил ее под руку, потянул к реке.
— Куда ты ведешь? Я ведь только на минуточку.
Живнин привел ее к двум березкам над обрывом. Здесь они остановились и стали прислушиваться к вечерним голосам. Кругом было тихо, только изредка с писком проносились летучие мыши.
— Боюсь я их, — зябко передернув плечами, сказала Муся.
— А ты прикрой белую кофточку, а то вцепится, — посоветовал Николай.
Помогая девушке продеть руки в рукава жакетки, он обнял ее и, прижав к себе, решил поцеловать. Но в волнении не нашел губ и чмокнул в нос.
Муся прыснула, но сразу же прикрыла рот ладошкой и постаралась скрыть неуместную смешливость. Затем, как бы в наказание, она легонько шлепнула его по щеке. Это, конечно, была не пощечина, а ласковое прикосновение, от которого у Николая радостно забилось сердце.
НА БАНДИТСКОМ ХУТОРЕ
Николай пришел домой почти на рассвете. Бессонная ночь не утомила его, наоборот — наполнила ликующей радостью. «Любит Муська, любит меня!» — хотелось кричать ему.
Он вдруг ощутил, что очень проголодался. На цыпочках пройдя в кухню, Николай нашел на столе кувшин молока, оставленный хозяйкой, и с жадностью начал пить, закусывая краюшкой хлеба.
Пора уже было собираться в путь. Сбросив с себя городскую одежду, Николай надел старое синее галифе, кирзовые сапоги, вылинявшую сатиновую рубашку и грубошерстную куртку, чтобы не сильно отличаться от хуторян. Затем, спрятав в карман бинокль, запасные патроны и пистолет, поспешил в условленное место встречи.
Город еще не просыпался, улицы и переулки были пустынны. На окраине, где начиналась лесная дорога, Живнина поджидала двуколка с пегой лошадью и трое верховых — переодетых милиционеров.
Проверив, взят ли трехдневный запас фуража, хлеба и сала, Николай уселся на сено в двуколку и, взяв в руки вожжи, покатил в глубь леса. Верховые следовали за ним на некотором расстоянии.
Подъезжая к разветвлению дорог, Живнин привязал вожжи к повозке, чтобы лошадь без его воздействия, самостоятельно могла выбрать направление. Почуяв свободу, пегая прибавила ходу и без всякого колебания свернула вправо.