У свежевырытой могилы Геня Тубин сказал:
— Мы, Коля, знаем, как тебе не терпелось скорей увидеть в нашем городе ребят в красных галстуках. Ты многое сделал, чтобы у нас появились юные пионеры. Поэтому свой первый пионерский отряд мы назовем твоим именем. Прощай, наш друг! Ты останешься в наших сердцах.
СУД
Ночью у Громачевых был обыск. Милиционеры перетрясли постели, спускались в погреб, были на чердаке, в сарае, но больше всего рылись в вещах Анны.
— Где у вас флажок? — спросил у нее сотрудник угрозыска.
— Какой флажок? Нет у меня никакого флажка, — сказала Анна. — Может, вам нужна тряпочка, которой я прикрываю от пыли приправы? Так вот она.
Мачеха показала розовую салфетку.
— Не придуривайся, — остановил ее милиционер. — Мы за тобой давно следим. Лучше вытаскивай без разговоров, чтобы нам зря не перетряхивать твои тряпки.
Так как Анна флажок сожгла, то они, конечно, его не нашли.
— Одевайся, — приказал сотрудник угрозыска. — Пойдешь с нами.
— Это что же, арестуете меня? — каким-то не своим, будто осипшим голосом спросила Анна.
— Да, имеем ордер на арест, — и милиционер показал мачехе сложенную пополам бумажку. — Разрешается захватить с собой белье, полотенце, мыло и зубную щетку, — добавил он и, подойдя к мальчишкам, поинтересовался: — А вы что ж, одни останетесь?
— Нет, у нас отец есть, — ответил Ромка. — Он должен утром приехать.
— Скажите отцу, чтобы обязательно зашел в угрозыск.
Ничего не взяв из вещей, милиционеры подождали, пока Анна увяжет узелок с бельем, и лишь затем предложили:
— Пошли.
Уходя, мачеха даже не взглянула на мальчишек.
В начале девятого часа в доме появился отец со своим сундучком, пахнущим паровозом. Узнав о ночном обыске, он оторопел:
— За что ж ее?
Ромка рассказал о флажке и о мельнике.
— Ничего такого не могло быть, — строго заметил отец. — Не выдумывай. Ты еще сопливый, чтобы в таких делах разбираться.
Видно, своими догадками Ромка отбил у отца аппетит. Хлебнув несколько ложек бульона, он отодвинул тарелку и сказал:
— Пойду узнаю, что ей предъявлено. Может, напрасно забрали.
Старый Громачев не стал переодеваться, так в рабочей, испятнанной мазутом одежде и пошел.
Вернулся он хмурым, уставшим, будто постаревшим на несколько лет. Ничего не говоря мальчишкам, машинально разделся и улегся отдыхать.
Чтобы не мешать ему, братья вышли на улицу и там стали раздумывать: что делать с «монтекристо», купленным у бандита?
— Я все боялся, что найдут его, — сказал Дима. — И нас тоже арестуют.
— Где же ты его держал?
— Сперва под подушкой, а как пришли с обыском — спрятал за ремнем под рубашкой.
— А если бы тебя ощупали?
— Я бы сказал, что нашел.
— Так бы тебе и поверили! Могли в тюрьму посадить и из пионеров выгнать. Надо пистолет утопить, — предложил Ромка. — Все равно патронов не достать.
— Что ж, мои деньги ни за что ни про что пропали? — сопротивлялся Дима. — Давай лучше спрячем в дупло.
Они так и сделали: завернули «монтекристо» в промасленную ветошь, набрали в банку сырой глины и вдвоем вскарабкались на старую черемуху, росшую у фоничевского сада. Димка запихал в узкое дупло пистолет, а Ромка глиной замазал отверстие.
Не успели мальчишки спуститься на землю, как из дома Фоничевых донеслись крики, хлесткие удары. Во двор выбежала с распущенными волосами Матреша, за ней — Трофим. Извозчик нагнал жену у грядок и принялся стегать собранными в жгут вожжами.
— Чертова борода, не смей драться! — закричал Ромка с дерева.
— Милицию позовем! — пригрозил Дима.
А Трофим словно был глухим. Сбив жену с ног, он продолжал стегать ее и приговаривать:
— И в дом не смей… Твое место в хлеву со свиньями.
Злобно пнув жену сапожищем, он ушел в дом, с грохотом захлопнул дверь.
Мальчишки, видя, что Матреша неподвижно лежит меж грядок, спустились с дерева, расширили лаз на случай, если придется удирать, и подползли к избитой соседке.
— Тетя Матреша, не плачьте, — сказал Дима. — Уходите к нам… сейчас папа дома, он не позволит Трофиму драться.
— Ой, миленькие мои, вы-то хоть не смотрели бы, как он зверствует. Не для детей это…
Мальчишки помогли ей подняться и повели в свой дом. Отец усадил Матрешу на топчан и дал ей выпить валерьянки.
— Чего это Трофим кидается? Пьян, что ли?
— Да нет, тверезый. Все насильниками меня попрекает, поганой зовет. Сперва на чистую половину не пускал, а сейчас нигде жить не позволяет. Твое место, говорит, в хлеву, со свиньями…