«Учитесь, учитесь, учитесь!» — советовали литературные консультанты.
«Что же теперь делать? Как быть?» — всерьез задумался Ромка. Надо решать: следует ли писать не глядя ни на что или прекратить и усесться за учебники? Он смог бы догнать класс, если бы вот так же по ночам сидел за грамматикой, физикой, историей, алгеброй и геометрией. Но на него учителя уже махнули рукой и перестали вызывать к доске.
Об этом скоро узнает Тубин. Пионеров, которые плохо учатся, он вызывает на совет дружины. А там, конечно, не похвалят. Но жалко было бросать сочинительство. Может, не стоит сдаваться, а пойти на позор, на муки, лишения и добиться своего? Грамматику он осилит. Это не такое неодолимое дело: самые тупые девчонки-зубрилы научились писать без ошибок. Если понадобится, он, словно стихи, выучит учебник грамматики.
Почему в редакциях решили, что у него мал запас слов? Ведь в пионерском отряде ни у кого так не подвешен язык, как у Ромки и Гурко. Это замечают даже учителя, которые ставят тройки. Но, видно, для литературы этого мало. Ну и что же? Если понадобится, Ромка сумеет накопить тысячи новых слов. Он будет много читать, узнавать, что означают незнакомые слова, запоминать их и пускать в оборот.
С учителями не сложилось доверительных отношений. У людей, которые смотрели на него строго и с подозрением, неловко было спрашивать о книгах. Двоечник — и вдруг интересуется тонкостями языка.
Бабушка у Аллы Стебниц закончила Академию художеств. Она, конечно, знает, сколько книг уже вышло в свет и какие из них нужно прочесть. Ромка попросил Аллу исподволь все выведать. И девочка выполнила его просьбу. На другой день она пришла в школу и, отозвав его к дальнему окну в коридоре, сообщила:
— Бабушка говорит: если все книги сложить вместе, то получится самый высокий горный хребет. Одному человеку, даже если он проживет тысячу лет, не осилить и миллионной доли. Только в питерской Публичной библиотеке хранится несколько миллионов книг и рукописей.
— Как же в редакциях узнают, что написано другими?
— Бабушка думает, что ни один человек этого не знает. Есть каталоги, много специальных книг, энциклопедий. В них записано в сжатом виде все, что знает человечество.
На уроке математики Громачев подсчитал, сколько книг он прочтет за сорок лет. Вышло немного, не более пяти тысяч томов — при условии каждый день читать по восемь часов.
— Я тоже подсчитала, — на переменке сказала Алла. — У меня получилось еще меньше. Но бабушка говорят, что существует партитурный способ чтения. Овладев им, можно прочесть в три раза больше.
— Что значит партитурный?
— Так умеют читать дирижеры оркестров. Их взгляд охватывает весь лист.
— О, у нас так умеет читать Гурко. Надо научиться.
Ромка попробовал читать Жюля Верна, медленно перелистывая страницы «Парового дома». Смысл он улавливал, но удовольствия от чтения не получал.
Как выйти из создавшегося положения? Все твердят — учиться и учиться. Не попробовать ли подтянуться в школе? Там ведь тоже вбивают в головы то, что спрессовано в книгах за многие годы.
Перестав писать по ночам, Ромка впервые за все школьные годы серьезно засел за учебники. Но было поздно, уже подходил к концу учебный год. Некоторые учителя, когда он поднимал в классе руку, словно досадуя, говорили:
— Тебя спрашивать бессмысленно, ты ведь все запустил. Лучше готовься к переэкзаменовке.
Особенно изощрялась завуч, преподававшая в старших классах русский язык. Встречая Ромку, она скептически смотрела на него и спрашивала:
— Ты еще долго будешь позорить свой класс?
Ее вопросы всегда были обидными.
— Нет, не долго, — не без дерзости ответил он. — Скоро я его прославлю.
— Своим невежеством или еще чем-нибудь?
— Поэмой в тысячу строк!
— Вот что, друг мой, — продолжала завуч. — Я отвечаю за ваш русский язык. Представляю, что ты городишь в своих стихах! Прекрати хотя бы рассылать их по редакциям… не позорь школу. Ты даешь мне слово?
— Я вам отвечу стихами, — обидясь, сказал Ромка. И, повернувшись, ушел с гордым видом.
Завуча не зря в школе прозвали Циркульной пилой, а для маскировки сокращенно — Цирпилой. У этой придиры язык был хлестче плетки. Не одному Ромке она устраивала словесные порки. Только при добродушном директоре Цирпила сдерживалась и разговаривала с учениками вкрадчиво, мягким голосом. Ее следовало проучить, и Ромка написал короткую эпиграмму: «Цирпила с Янном без изъяна, а без Янна — обезьяна!»
Стихи мгновенно распространились по всей школе и, конечно, скоро попали в руки завуча. Кто же посмел сравнить ее с обезьяной?