У меня кончались деньги, полученные за рассказ. Рассчитывать на Калитича и Лапышева я больше не мог. «Может, попробовать? — подумалось мне. — Антас — пробойный, устроит куда-нибудь пьесу. Он не лишает авторства, только пристраивается вторым. Нет! — тут же внутренне прикрикнул я на себя. — Каким же ты после этого будешь борцом за идеалы!»
— Не нужен мне твой заработок, обойдусь, — вслух ответил я.
Видимо, заметив мои колебания, Антас мягко сказал:
— Не спеши с ответом, обдумай. В случае согласия передай записку Тинякову и попроси переслать Нетлелову. Надеюсь, что после сегодняшнего разговора прекратишь ходить по следу? Запомни, ты взят на заметку. Если не перестанешь дурить, пеняй на себя. Больше предупреждений не будет.
Поправив очки на носу, он пошагал дальше, а я остался на месте. На другой стороне улицы прохаживался детина, похожий на того, что не пропустил меня на Мытне к старичкам. Он, конечно, следил за мной.
НОВЫЕ ЗНАКОМЫЕ
Поездка занимала около четырех часов. Кому нужно было попасть в Ленинград утром, тот должен был встать с первыми петухами. Казалось, не успел Ромка уснуть, как Матреша уже принялась тормошить его.
— Пора вставать. Надень все новое.
На стуле лежали синие трусы, белая майка, а на спинке стула висела толстовка и аккуратно наглаженные брюки.
Быстро одевшись, Ромка почистил зубы, умылся и сел с отцом завтракать. Матреша подала гречневую размазню и разогретое молоко.
Отдых в тряском вагоне для отца был привычным делом, он быстро заснул. А Ромке не спалось, он лишь ворочался на неудобной полке и грезил. То ему мерещилась Алла в школе, — из своего угла в классе она посылала едва уловимый привет. То девочка, похожая на тонкую синюю стрекозу, повисала в струистом воздухе и, осторожно спустившись, не шла, а плыла по зеленому лугу, гордо держа голову. То в сумерках он видел ее небольшой носик и темные вопрошающие глаза. Девочка как бы спрашивала: «Кто ты мне?» — и лицо ее озарялось тревожным румянцем…
Во всех видениях Алла Стебниц была какой-то воздушной, неземной.
Она, конечно, придет сегодня на речку и будет ждать. И, не дождавшись, обидится. Надо было хоть с Димкой записку послать. Впрочем, правильно сделал, что Димку не впутал в свои тайны. Зачем вызывать идиотские вопросы и насмешливые взгляды? Ведь ничего особенного не случилось. Подумаешь, проводил до калитки! Все мальчишки провожают девчонок и не делают из этого события. Тоже кусака! Чуть палец не оттяпала.
Он дотронулся до пальца, рассчитывая ощутить боль, но на нем не было никаких отметин. «Может, мне все это во сне привиделось?» — подумал Ромка и, спустившись с полки, стал смотреть на пробегающие мимо склады и многоэтажные кирпичные здания.
Утро в Ленинграде было пасмурным и каким-то уныло-серым. Над темной водой Обводного канала поднимался неприятно пахнущий пар. На каменном мосту звенели трамваи, цокали копыта битюгов, тащивших тяжелые возы, рокотали моторы грузовиков. С другой стороны доносились паровозные гудки и какой-то неясный гул.
«Как в этом шуме живут? — думалось Ромке. — Тут и дышать-то нечем».
Они прошли с отцом в поликлинику железнодорожников.
В большой приемной уже сидело человек пятнадцать подростков. По их виду нетрудно было догадаться, что все они приезжие. Ни разу не одеванные куртки, рубахи и штаны на них топорщились.
Отец подвел Ромку к регистраторше. Та записала его фамилию и велела ждать вызова.
Свободных кресел не оказалось. Громачевы подошли к подоконнику.
— Мне ждать некогда, — понизив голос, сказал отец. — Через полчаса дежурство. Как пройдешь осмотр, не валандайся, уезжай. Провизионка при тебе?
— При мне, — пощупав карман, неохотно ответил Ромка. — Что ты все учишь? Маленький я, что ли?
— Большой, конечно, — ухмыльнулся отец. — Вот тебе на пирожок и мороженое.
Дав сыну немного мелочи, он подхватил свой сундучок и поспешил в депо на дежурство.
Оставшись стоять у окна, Ромка из коридора разглядывал будущих соучеников. Все пареньки ждали вызова с чинными, постными физиономиями, словно они прибыли на похороны. Эти крепыши, конечно, не были тихонями, о чем говорили веснушчатые лица с облупленными носами, царапины, рубцы и выцветшие на солнце волосы.
В девятом часу стали появляться местные подростки. Они входили шумными группами, с регистраторшей вели себя развязно и спрашивали: