— С чего ты взяла?
— Они больше двадцати лет к войне готовились. Как и мы. Большинство из вас не видело мирренских кораблей — я видела, они ничем не хуже наших, вы не видели мирренских самолётов — я видела, они не хуже наших. Прогулки не будет. Крови наши отцы и братья нахлебаются — она задирает подбородок и выразительно проводит по шее, словно горло перерезая — вот сколько, и ещё нам перепадет, пожалуй, по это же самое место! Лет десять в крови друг друга полоскать будем!
Неужели не понимаете, схватка каких монстров предстоит?
Шепот всё громче.
— Она, наверное, мирренка…
— Точно, мирренка, маленькая да чернявая…
— И глаза…
— Шпионка…
— Бей её!!!
Сумку с учебниками Марина ловко запускает кому-то под ноги. Первый, замахнувшийся на Марину, тут же согнулся от непонятно с какой стороны пришедшегося удара. Заваривается привычная для многих каша, когда, зачастую и не поймёшь, кого и за что колотят.
— Что тут творится?
От окрика «Страх-и-Ужаса» всех расшвыряло по стенам. В центре коридора, сжав кулаки, стоит Марина. Некоторые у стен утирают кровь из разбитых носов, кто-то потирает ушибленную ногу. Двое, кряхтя, поднимаются.
— Вот…
— Что «вот»?
— Мирренскую шпионку поймали.
— Она сказала, что война будет долгой и трудной.
Хейс удивленно прищуривает левый глаз. Какая из Марина «мирренка», да ещё «шпионка», ей прекрасно известно. Только как бы поаккуратнее разъяснить?
— По-моему, кому-то просто завидно, что она учится лучше всех вас. Это первое… — у стен застонали, — другое прозвище Хейс — «Это первое» — начав отчитывать провинившегося, она становилась до невозможного занудной, обозначая каждую провинность пунктом. По неофициальной школьной статистике рекордом было «Это 157-е», — Я в курсе, что Херктерент прекрасно знает мирренский, притом получше, чем некоторые из вас свой родной. Это второе. Драку начала явно не Херктерент. Это третье.
Я только что слушала речь Его Величества, в которой он, в частности, сказал: «Враг силён и коварен, война будет долгой и трудной. Враг будет разбит! Победа будет за нами!» Это…
Договорить не удалось. Марина сгибается, зажимая рукой рот и нос, а другую прижав к животу. Слышны хрюкающие звуки.
— Тебе плохо?
— Нет, — снова эти же звуки, — все замечательно!
Марина разгибается, рот по-прежнему зажат. На Хейс старается не смотреть. Та невозмутимо продолжает.
— В- четвертых. На сегодня — в-последних. Расходитесь.
— Хейс, — спрашивает Марина, зачем-то прикрыв рот, — ты не знаешь, историю другого мира у нас преподают?
— На гуманитарном отделении. В одном из старших классов. Факультативно. А в чем дело?
Марина трясет головой, и, не отнимая ладони, говорит.
— Ни в чём!
Вновь сгибается, держась за живот.
Когда они остались вдвоём, Хейс спросила.
— Марина, а твой родственник-адмирал что о войне думает.
— Ты слышала. Только он куда хлеще выражается. Я ему верю.
Вместо трёх знаменитостей прибавилось две. Одна с устойчивым знаком «плюс», а другая — «плюс» и «минус» в ней самым причудливым образом уживались. А Эрида по причине застенчивости и некоторой странности в поведении знаменитостью быть не может.
Через несколько дней война напомнила о себе. Неожиданно по школьному радио объявили, что ученицу вызывают к директору. Фамилия мало кому знакома. Те, кто знает её чуть лучше, тоже понять ничего не могут — девочка тихоня, учится средне, к проказам вовсе не склонна.
— Что же такого она натворила? — неизвестно у кого поинтересовалась Софи.
— Надеюсь, за это её выгонят, — сказала Яздункотта, уже несколько дней оттирающаяся вокруг Софи в безуспешных попытках втереться к ней в доверие. Яздункотта усиленно демонстрирует, как она презирает всех, не принадлежащих к Великим Домам хотя бы младшего ранга. Если она этим на Софи впечатление произвести хочет — то вряд ли многого добьется.
Идёт та девочка. Поддерживаемая под руки. Заплаканная.
— Что случилось? — спросила Софи.
Главный староста хмуро бросает через плечо.
— Отца её. Убили.
— Пушечное мясо, — презрительно выцеживает Яздункотта.
Глаза Софи превратились в щелочки. Рука сжимается в кулак. Яздункотта не знает, что не только Марину учили рукопашному бою.