– Так, так… Да другого мне и не нужно! Укатили сивку крутые горки.
На этом изречении и окончился наш разговор, а через два дня, похоронив Тамару Панкратьевну, мы вместе отправились в Петербург, как будто я только для того и ездил в Москву, чтобы вывезти оттуда это заболтавшееся чадо.
Недели две Штоль вел себя примерно, даже слишком примерно, так, что я стал даже побаиваться, что мой добровольный пленник не выдержит и неожиданно упорхнет, имея к этому большие способности и навык. Действительно, кто мог бы узнать Федю Фанфарона в молодом человеке, который целые дни сидел дома, то читая, то переписывая мои рукописи, то входя в мое несложное хозяйственное управление, который лишь изредка выходил за покупками, наблюдал порядок, был скромен, тих и даже аккуратен? Одно можно было поставить ему в вину: это то, что, по-видимому, он совершенно не беспокоился о своих полковых делах и даже, кажется, не справлялся, как они обстоят.
В этой жизни ничто не прочно, и мои опасения оправдались самым наглядным манером, когда однажды, придя домой, я не застал не только Феди Штоля, но даже никакой записки, которая извещала бы меня, куда мой гость направил свой путь. Так как Тамары Панкратьевны не было в живых, и я даже не знал фамилии краснощекого друга Штоля, то я поневоле принужден был отложить все поиски и предоставить события течению времени.
Судьбе было угодно так распорядиться, что очень долго я не имел ни слуху, ни духу о Феде Фанфароне, а когда появился слух, то опять-таки в комбинации, довольно неожиданной. Почти через полгода после исчезновения Штоля я был приглашен обедать к одним своим старинным знакомым. Я бывал у них редко, так что не видал их тоже почти полгода, но это не имело никакого значения для моей любознательности, так как это было семейство солидное и установившееся, так что там едва ли могло случиться что-нибудь достойное внимания, не то что в пестрой жизни подпоручика Штоля. Тем более меня удивила маленькая приписка на приглашении, в которой говорилось, что меня ждет за обедом небольшой сюрприз. Не будучи в состоянии угадать, какой сюрприз меня ждет там, я не стал напрасно ломать головы и даже позабыл думать об этом.
У знакомых меня встретили в передней с таинственностью, причем хозяйка проговорила:
– Бьюсь об заклад, что вы никак не догадаетесь, кого здесь встретите.
– Об заклад я биться не буду, потому что совершенно даже не соображаю, кого могу встретить.
– Ничего, ничего. Даже если бы и соображали, то ничего не сообразили, а лучше прямо проходите в гостиную и удивляйтесь. Извините, пожалуйста, что муж уже начал закусывать: мы вас ждали полчаса.
Я извинился за опоздание и прошел в следующую комнату, куда меня приглашала хозяйка. Действитель но, муж ее уже наливал из графина водку какому-то гостю, сидевшему спиной ко входу. Я подумал, что это и есть приготовленный мне сюрприз, и только что собрался пристальнее рассмотреть нового знакомого, как вдруг, увидя светло-серые, какие-то виноватые, глаза и капризно-требовательное выражение всей наружности, воскликнул:
– Федор Николаевич Штоль?
– Он самый! – подтвердила хозяйка и захлопала в ладоши.
Я до сих пор не могу постигнуть, почему мои знакомые думали, что встреча с Федей Фанфароном для меня будет так приятна. Они, конечно, не ошиблись, так как встретиться с удивительным подпоручиком мне было любопытно. Потом я узнал, откуда у них была эта уверенность.
Теперь господин Штоль был уже в статском платье, не то чтобы очень шикарном и хорошо сшитом, но опрятном и крепком; белье чистое, волосы причесаны, и даже лицо как будто более благопристойное, чем в те дни, когда он не хотел выпускать из рук разряженного пистолета. Держался он скромно и был, казалось, в доме – своим: угощал меня, делал разные хозяйственные распоряжения, пожурил слегка горничную за нестертую пыль и даже несколько раз ходил сам на кухню. И хозяева, казалось, относились к нему, как к своему, не стеснялись и напоминали, что нужно сделать то то, то другое.