Таким образом завязалась переписка. Иногда ему приходило в голову, что, может быть, все это – не более как система обучения эпистолярному слогу, но он гнал такое подозрение. Во-первых, для школьных занятий их письма носили все-таки слишком предосудительный характер; во-вторых, его письма не возвращались к нему с поправками, а на них писались ответы, так что если Терентий Васильевич и сделал успехи, то во всяком случае больше в своем чувстве, нежели в английском правописании. Но почему она все не показывалась и обходила молчанием вопрос о свидании, о котором настойчиво писал ей Лапидин? Может быть, тут какая-нибудь тайна? Образ веселой англичанки с сверкающими зубами делался для влюбленного все более поэтичным и значительным. Он даже был склонен думать, что всегдашнее необъяснимое его стремление к английской нации было не что иное, как роковое, предопределенное предчувствие этой встречи.
Наконец, он получил письмо:
– Если хотите меня видеть, завтра в первом трамвае (четвертый номер), который пойдет после семи часов вечера от той остановки, где вы садитесь, возвращаясь с урока. Буду я в переднем вагоне. Вы не можете меня узнать, но, конечно, почувствуете, где я, тем более, что мы с вами уже встречались, и я вас в лицо знаю, так что замечу без труда. Вот ваше желание и будет исполнено. Итак, до завтра. –
Следовала подпись.
Как ни был рад Терентий Васильевич исполнению своей мечты, он не мог не заметить, что мистрисс писала довольно бестолково, да и сама мысль назначать свиданье в трамвае ему показалась неудобной, вздорной и мало поэтической. Так легко не найти друг друга, сесть не в тот вагон, не в тот номер, наконец, просто не заметить из-за давки. Это несколько подорвало даже его восхищение английской основательностью, но, не желая обижать возлюбленной незнакомки, он счел это британской эксцентричностью, которая, конечно, от влюбленности еще обострилась.
Терентий Васильевич даже не пошел на урок в этот день, а просто отправился на Васильевский остров, прогулял взад и вперед до семи часов и стал ждать первого трамвая номер 4. В числе ожидающих не было никого, кто подходил бы хоть отчасти на мистрисс: какие-то чиновники, две старые дамы и гимназист. Верно, она уже внутри. Народу было не очень много, но все-таки несколько человек стояло, держась за ремни. Терентий Васильевич зорко осмотрел весь вагон и вздрогнул.
Очевидно, судьба захотела над ним подшутить. В углу, скромно держа раскрытую книгу, сидела Маргарита Петровна Лапидина, жена его. Как она сюда попала, когда вошла, он не заметил. Сидела она так, как будто все время находилась на этом месте, а между тем, помнится, когда он в первый раз обводил взором пассажиров, ее здесь не было.
– Какая досада! – думал Терентий Васильевич, – желая только одного, чтобы жена не отвлекалась от книги, пока он не выйдет из вагона, что он собирался сделать на первой же остановке, тем более, что мистрисс, очевидно, здесь не было.
– Не буду смотреть на Маргариту, а то она еще обернется! – думал Лапидин, а между тем взгляд его непрестанно возвращался на жену.
Опущенные веки с рыжими ресницами вздрагивали и углы рта ее поднимались в улыбке. Наконец, она полугромко рассмеялась.
– Г-жу Тэффи изволите читать? – обратился к ней сосед, все время умильно за ней следивший.
Лапидина подняла глаза на спутника; по движению губ видно было, что она собирается сказать что-то не очень приятное, как вдруг она на весь вагон вскричала:
– Теня! Какой неожиданный случай! – и еще раз рассмеялась.
Скрываться было невозможно, но Терентий Васильевич был рассержен до крайности. Ему даже казалось, что Маргарита Петровна утрирует громкий голос, что никогда она так громко не говорила, особенно в общественных местах. Сосед Лапидиной, видя семейную встречу, удалился, предоставив место мужу. Тот сел надутый и растерянный, меж тем как жена, по-видимому, чувствовала себя прекрасно: спокойно и весело, даже как-то задорно.
– Что ты все озираешься? – спросила она, заметив его беспокойный взгляд.
– Ищу… вспоминаю, где я оставил пакет…
Маргарита Петровна только взглянула молча на мужа. Тот рассердился и проворчал:
– А ты отчего так весела?
– Читала смешную книгу! – ответила Лапидина и показала обложку «Потерянного рая» Мильтона.
Терентий Васильевич промолчал, не обратив внимания на шутку (или вызов) жены. Молча доехали до дому. Только войдя в гостиную, Маргарита Петровна заметила:
– А что же ты, Теня, не спросишь, куда я ездила.