— Странно, что в своем письме мне он про это не упомянул. Черт дери, мы могли бы заполучить ее за два доллара, если бы объединили наши ресурсы.
— Ну, нам лучше объединить их сейчас, чтобы задушить этого прохиндея в задних рядах. Я не могу пойти выше одиннадцати сотен, это все, что у меня имеется.
— И я выше одиннадцати сотен не могу.
— Вот только… мне хотелось бы… ты не позволишь?… чтобы отцу эту штуку отдал я. У меня есть особая причина размягчить его.
— Абсолютно! — великодушно согласился Арчи. — Мне без разницы, я только хотел подбодрить его, если ты понимаешь, о чем я.
— Жутко благородно с твоей стороны.
— Ничуточки, малышок, нет и нет, и вообще, отнюдь. Очень рад.
Уилли тем временем вернулся после блужданий между знатоками, и братец Понго вновь водворился на пьедестал. Первосвященник прочистил горло и продолжил свою речь:
— Теперь, когда все вы рассмотрели эту великолепную статуэтку, мы приступим… мне предложили одну тысячу — одна тысяча-одна-одна-одна-одна… одиннадцать сотен. Благодарю вас, сэр. Мне предложили одиннадцать сотен.
Первосвященник бурно ликовал. Было видно, как он складывает в уме цифры.
— Торгуйся ты, — сказал брат Билл.
— Ладненько! — сказал Арчи. Он вызывающе взмахнул рукой.
— Тринадцать, — сказал человек в заднем ряду.
— Четырнадцать, черт дери!
— Пятнадцать!
— Шестнадцать!
— Семнадцать!
— Восемнадцать!
— Девятнадцать!
— Две тысячи!
Первосвященник только-только не разразился благодарственным гимном. Он излучал благожелательность и добродушие.
— Мне предложили две тысячи. Есть добавление к двум тысячам?
— Давайте-давайте, джентльмены, я не хочу расстаться с этой великолепной статуэткой даром. Двадцать одна сотня. Двадцать одна-одна-одна-одна-одна. Вот это для меня привычнее. Когда я подвизался в залах Сотби в Лондоне, такое было самым привычным. Двадцать две-две-две-две-две. Никто и внимания не обращал. Три-три-три. Двадцать три-три-три. Мне предлагают двадцать три сотни долларов.
Он выжидающе посмотрел на Арчи, как смотрят на любимую собаку, чтобы она показала чудо дрессировки. Но Арчи исчерпался. Рука, которая шевелила пальцами так часто и смело, теперь повисла у его ноги, лишь слабо подергиваясь. Арчи вышел из игры.
— Двадцать три сотни, — вкрадчиво сказал первосвященник.
Арчи не шевельнулся. Наступила напряженная пауза. Первосвященник испустил легкий вздох, как человек, очнувшийся от чудесного сна.
— Двадцать три сотни, — сказал он, — двадцать три раз, двадцать три два. Третий, последний и заключительный раз двадцать три. Продано за двадцать три сотни. Поздравляю вас, сэр, с выгоднейшей покупкой!
Реджи ван Тайл уже снова задремал. Арчи потрогал своего шурина за плечо.
— Пожалуй, можно и ускакать, а?
Печально бок о бок они пробрались через толпу, вышли на Пятую авеню, не нарушив молчания.
— Препаршиво, — сказал наконец Арчи.
— Хуже некуда.
— И что это был за типус, хотел бы я знать?
— Какой-нибудь коллекционер.
— Ну, ничего не поделаешь, — сказал Арчи.
Брат Билл ухватил Арчи за локоть в порыве откровенности.
— Не хотел говорить при ван Тайле, — сказал он. — Он же такой балаболка, что еще до обеда весь Нью-Йорк про это узнал бы. Но ты член семьи и умеешь хранить секреты.
— Абсолютно! Немая могила и все такое прочее.
— Эта чертова штука была мне нужна потому, что я как раз обручился с девушкой в Англии и подумал, что все сойдет отлично, если я одной рукой смогу вручить отцу эту фарфоровую фигурку — чтоб ее! — а другой сообщить ему мою новость. Она просто самая замечательная девушка!
— Само собой, — сказал Арчи сердечно.
— Беда в том, что она выступает в хоре одного лондонского ревю и отец очень даже может взбрыкнуть. Вот я и подумал… ну, что же, жалеть смысла нет. Давай найдем тихое местечко, и я тебе все про нее расскажу.
— Милое дело, — сказал Арчи.
Глава 11
Сальваторе выбирает не тот момент
На следующее утро Арчи забрал фамильные драгоценности из их временного приюта, а затем неторопливо вернулся в «Космополис». Войдя в вестибюль, он, к своему изумлению, столкнулся с мистером Брустером. И еще больше изумился тому, что мистер Брустер, вне всяких сомнений, пребывал в настроении солнечного благодушия. Арчи не поверил своим глазам, когда мистер Брустер весело помахал ему, а секунду спустя — и своим ушам, когда мистер Брустер, назвав его «мой мальчик», осведомился о его здоровье и упомянул, что день выдался теплый.