— Вы не могли бы, — сказал Арчи, — вы не могли бы, как личное одолжение мне, старый товарищ, не употреблять слова «девушки»?
Он умолк, не договорив. Тяжелая нога переступила порог лавки.
— Эй, дядя, — произнес басистый голос, один из тех голосов, какие бывают только у самых ядовитых субчиков, — ты не видел молодого парня в синем и в фетровой шляпе?
— Молодого парня? — Владелец лавки поразмыслил вслух. — Вы про того молодого парня в синем и в фетровой шляпе?
— Он самый! Мы его потеряли из виду. Куда он свернул?
— Он? Да пробежал мимо во всю мочь. Я еще подумал: куда это он торопится в такой жаркий день? Завернул за угол дальше по улице.
Наступило молчание.
— Улизнул, значит, — с сожалением произнес бас.
— Да если он и дальше так наддавал, — согласился владелец, — не удивлюсь, если он уже до Европы домчался. Вы хотите симпатичный костюм?
Его собеседник, коротко выразив пожелание, чтобы владелец лавки отправился на вечную погибель, захватив с собой весь свой товар, мерным шагом покинул лавку.
— Вот этот, — сказал владелец, безмятежно добравшись до Арчи и предлагая его взгляду оранжевого цвета отвратное нечто, приходящееся чем-то вроде бедного родственника спортивным костюмам, — обойдется вам в пятьдесят долларов, ну, совсем даром.
— Пятьдесят долларов!
— Шестьдесят. Я не всегда выговариваю слова четко.
Арчи смотрел на гнетущее одеяние в судорожном ужасе. Молодого человека с тонким вкусом в вопросах одежды оно било точно по нервным центрам.
— Честно говоря, старый товарищ, я не хочу задеть ваши чувства, но это же не костюм, а прискорбное недоразумение.
Владелец повернулся к двери и прислушался.
— Вроде бы этот парень возвращается.
Арчи судорожно сглотнул.
— Почему бы его не примерить? — сказал он. — В конце-то концов, я не так уж уверен, может, он — самое оно.
— Вот это правильно, — сказал владелец сердечно. — Примерьте его. Нельзя судить о костюме, симпатичном костюме вроде этого, по одному виду. Вам надо его надеть. Вот сюда! — Он повел Арчи к пыльному зеркалу в самой глубине лавки. — Удачнейшая покупка за семьдесят долларов, да?… Как бы ваша мамочка гордилась, если бы увидела своего мальчика сейчас!
Четверть часа спустя владелец, любовно разглаживая пачку банкнот, ласково оглядывал груду на прилавке.
— Симпатичнее подборки у меня в лавке не сыскать!
Арчи этого не отрицал. Скорее всего, подумал он, это чистейшая правда.
— Жалею только, что не посмотрю, как вы прогуливаетесь в них по Пятой авеню! — разливался соловьем владелец. — Все вами так и залюбуются. А как вы сейчас с ними? Понесете под мышкой? — Арчи судорожно вздрогнул. — Ну, тогда я могу отослать их вам, куда захотите. Мне все едино. Так куда их послать?
Арчи поразмыслил. Будущее и так было черно. И мысль о том, что завтра в самой пучине своих горестей ему придется сверх того снова столкнуться с этими жуткими ошметками, была нестерпимой.
И тут его осенила идея.
— Да, пошлите их, — сказал он.
— А фамилия и адрес?
— Дэниел Брустер, — сказал Арчи, — отель «Космополис».
Ведь он так давно не делал подарков своему тестю!
Арчи вышел на улицу и задумчиво зашагал по теперь удивительно мирной Девятой авеню. Из глубин, окутавших его, черней, чем ад меж полюсами, не вырвался ни единый луч надежды, чтобы поддержать его. И он не мог, подобно поэту Хенли, упомянувшему это прискорбное обстоятельство, поблагодарить богов за дух несокрушимый свой, ибо его дух был разбит вдребезги. С наилучшими намерениями он преуспел лишь в том, что посадил себя прямо в лужу. Почему он не удовольствовался своим богатством, почему рискнул им в этом идиотском пари с Реджи? Почему он выслеживал Лучшую Подругу, чтоб ее черт побрал! Он же мог предвидеть, что только окажется ослом из ослов. И вот из-за него левая рука Психа Бидла, эта бесценная левая рука, перед которой дрожали и увядали отбивающие противника, вышла из строя, заключена в лубки, бессильна, как покореженный линейный корабль, и единственный шанс «Гигантов» одержать победу над «Пиратами» потерян… Потерян так же неотвратимо, как тысяча долларов, предназначенная на подарок Люсиль ко дню рождения.
Арчи помстилось, что Природа, вопреки обычному своему равнодушию к человеческим страданиям, делит с ним его печаль. Небо затянули тучи, солнце перестало сиять. День окутался мраком, вполне гармонировавшим с его настроением. И тут что-то шлепнулось ему на нос.
О том, насколько Арчи погрузился в свои бедствия, ярко свидетельствует тот факт, что, когда с неба после нескольких разрозненных пробных капель будто из душа хлынули мощные струи, он счел их просто еще одной уготованной ему пакостью. В дополнение ко всему уже перенесенному он промокнет до костей или вынужден будет приютиться в каком-нибудь подъезде. Цветисто излив душу, он кинулся на поиски крова.