Видимо, привычка содрогаться при мысли о пирожках была наследственной в семье Макколлов, так как при звуках этого слова тощую фигуру Вашингтона сотрясло что-то вроде внутренней чечотки, а его лицо исказилось, будто от боли. Он было протянул руку за ломтиком хлеба «Здоровье», но теперь молниеносно отдернул ее и замер, тяжело дыша.
— Я ничего, — сказал он хрипло.
— Пирожки, — продолжала миссис Макколл своим лекционным голосом. И вновь умолкла на полуслове. — В чем дело, Вашингтон? Ты действуешь мне на нервы.
— Да нет, я ничего.
Миссис Макколл потеряла нить аргументов. К тому же завтрак она завершила и была склонна уделить время легкому чтению. Еще один аспект диетического питания, живо ее трогавший, касался чтения во время еды. Она придерживалась мнения, что напряжение глаз, совпадая с напряжением пищеварительного тракта, непременно окажет губительное воздействие на последний. И за ее столом властвовало правило, воспрещавшее даже беглый взгляд на утреннюю газету до завершения трапезы. Она говорила, что начинать день с чтения газет значит выбить себя из колеи. И дальнейшие события показали, что иногда она бывала абсолютно права.
На протяжении завтрака «Нью-Йорк кроникл», аккуратно сложенная, покоилась возле ее тарелки. Теперь она развернула ее и, упомянув о намерении ознакомиться с отзывом о ее вчерашней лекции в «Клубе бабочек», устремила взгляд на первую страницу в чаянии, что редактор, блюдя интересы своих читателей, поместил этот отзыв именно там.
Мистер Макколл, прыгая вверх-вниз позади своих очков, внимательно следил за ее лицом, едва она погрузилась в чтение. В подобных случаях он поступал так всегда, ибо никто лучше его не знал, что его покой в наступившем дне во многом зависит от неизвестного репортера, которого он в жизни не видел. Если этот невидимый индивид выполнил свой долг в соответствии с важностью темы, настроение миссис Макколл в последующие двенадцать часов будет настолько ровным и солнечным, насколько это вообще возможно. Но иногда эти ребята писали свои заметки с недопустимой небрежностью, и был даже день, неизгладимо врезавшийся в память мистера Макколла, когда они вообще не посвятили лекции даже строчки.
На этот раз, с облегчением заметил он, все, казалось, было в ажуре. Заметка красовалась на первой странице — честь, редко вознаграждавшая усилия его супруги. К тому же, судя по времени, которое она потратила на чтение, заметка оказалась удовлетворительной длины.
— Неплохо, дорогая? — рискнул спросить он. — Терпимо?
— А? — Миссис Макколл задумчиво улыбнулась. — Да, превосходно. И они дали мою фотографию. Да-да, изложено совсем не так уж плохо.
— Чудесно! — сказал мистер Макколл.
Тут миссис Макколл пронзительно взвизгнула, и газета выпала из ее рук.
— Дорогая! — сказал мистер Макколл тревожно.
Его супруга подобрала газету и вновь вперила в нее пылающий взор. Яркая краска разлилась по ее властным чертам. Дыхание миссис Макколл столь же напоминало пыхтение, как и дыхание ее сына Вашингтона в предыдущую ночь.
— Вашингтон!
Взгляд, которому позавидовал бы самый отпетый василиск, уперся через стол в долговязого отрока, и тот мгновенно превратился в камень — если не считать рта, продолжавшего все более разеваться.
- Вашингтон! Это правда?
Ваши закрыл рот, затем вновь отпустил нижнюю челюсть на свободу, и та поползла вниз.
— Дорогая! — Голос мистера Макколла был полон тревоги. — В чем дело? — Его глаза перелезли через очки и остались там. — Что случилось? Что-нибудь не так?
— Не так! Прочти сам!
Мистер Макколл ничего не понимал. И не мог хотя бы предположить, в чем причина бури. Она вроде бы имела касательство к его сыну Вашингтону, но в распоряжении мистера Макколла имелся только этот конкретный факт, что делало загадку еще таинственнее. «При чем тут Вашингтон», — спрашивал себя мистер Макколл.
Он обратил взгляд на газету, и тайна тут же перестала быть тайной. В глаза ему ударили кричащие заголовки:
МАЛЬЧИК, ОПРАВДАВШИЙ НАДЕЖДЫ НЕ МЕНЕЕ ТОННЫ СЫН КОРЫ БЕЙТС МАККОЛЛ, ЗНАМЕНИТОЙ ПРОПОВЕДНИЦЫ РЕФОРМЫ ПИТАНИЯ, ВЫИГРЫВАЕТ ЧЕМПИОНАТ ВЕСТ-САЙДА ПО ПОЕДАНИЮ ПИРОЖКОВ