Из коридора послышались звон бутылок и мужская ругань. Вскоре в палату ввалился приземистый, явно поддатый мужик в замызганном пожелтевшем халате.
Жидкие волосы, круглое, заплывшее от алкоголя лицо и педофильские усики.
— Я же сказал… ик!.. чтобы попрощалась, а не… ик!.. трогала…
Увидев пациента спокойно сидящим на койке, местный врач замер в проходе. Потом тряхнул головой, будто попытавшись отогнать “белочку”.
Убедившись, что пациент ему не привиделся, мужик с криком “Нежить! Спасайся!” выбежал из палаты.
Обратно он вернулся только в сопровождении беловолосой девочки. Она притащила его за руку и буквально усадила на табуретку напротив Виктора.
Нехотя, с опаской врач принялся за осмотр. Для этого у него было два чертовски странных инструмента.
Первый — монокль. Он был буквально вделан в левую глазницу и имел многослойную медную оправу. Когда врач пальцами прокручивал кольца оправы, жужжащий механизм выдвигал стекло вперед, вероятно, увеличивая картинку. Глаз за стекляшкой выглядел неестественно большим и походил на рыбий.
Вторым инструментом оказалась правая рука доктора. Закатанный по плечо рукав халата позволял во всех деталях рассмотреть сложный механический протез.
Он состоял из массивных металлических пластин, напоминавших медь и аллюминий. Из них раздавался скрип шестеренок. На месте локтевого сустава было пронзенное гайкой массивное кольцо. Ладонь была сделана довольно искусно и обладала длинными игловидными пальцами.
С помощью этого механического чуда врач проверил тонус мышц, рефлексы конечностей, измерил давление и даже взял кровь на анализ, которую спрятал в специальной емкости в ладони.
Несмотря на кажущуюся тяжесть и массивность протеза, врач орудовал им с легкостью, скоростью и точностью профессионала. У Виктора даже закралась мысль, что по трезвости тот бы так не смог.
При этом во время всех манипуляций протез издавал характерный скрип шестеренок.
Виктору сразу вспомнилась вся фантастическая муть, про которую наделали кучу фильмов и игр. Один из жанров назывался, кажется… “паропанк”.
Он ни черта не смыслил в инженерии, но хотелось верить, что если люди в этом мире освоили такие сложные механизмы, то проблем с канализацией и унитазами у них быть не должно.
Иначе бы выходило, что он действительно попал в Средневековье. А ориентироваться в настолько далеком по нраву, быту и, главное, возможностям мире было бы в разы сложнее.
Закончив с осмотром, протрезвевший к тому времени врач с умным видом покивал головой и вынес свой вердикт:
— Ты определенно, без сомнений, совершенно точно жив.
Голубоглазая малявка просияла, словно до постановки диагноза это было вовсе непонятно.
— Тебя это удивляет, — заметил бывший чемпион.
— Еще бы! — воскликнул врач и постучал по виску пациента железным пальцем-иглой. — Мелкая тебя на своем горбу притащила. У тебя черепушка была пробита насквозь, а мозги наружу вытекали!
Видимо, вспомнив недавний стресс, и без того белокожая девочка побледнела еще больше.
— Но ты помог, верно? — с выразительным прищуром спросил Виктор.
Он надеялся, что мужику хватит ума не пугать ребенка и дальше. Но вместо врача на его вопрос ответила как раз малявка:
— Помог, еще как помог! — она взволновано затрясла белокурой головой. — Я боялась, моих денег не хватит, но дядя Врач все сделал! Голову тебе мазью помазал и каким-то отваром напоил. И скоро все прошло. Наверняка это была какая-то дорогая алхимия!
Мысли тут же зацепились за эту “алхимию”.
Черт, неужели все-таки Средневековье?
Виктор исподлобья глянул на местного знахаря — по-другому его назвать язык не поворачивался.
Голову умирающему пареньку он наверняка смазал простым антисептиком, вроде советской “звездочки”. А отвар был обезболивающим — чтобы не мучился.
Судя по нервному лицу и забегавшему взгляду врача, бывший чемпион был близок к правде.
— Ты… эм… совершенно точно права! — мужик вдруг гордо выпятил круглый живот, а в его глазах зажегся алчный огонек. — Это была очень дорогая алхимия! Из новой… кхм… партии. Да, точно. Только недавно наладил связи с одним хорошим алхимиком. Так что сами понимаете, — он развел руками и наигранно вздохнул, — придется доплатить.
Растерявшаяся шмакодявка прижала худые руки к груди.
— Н-но ведь… я отдала все, что у меня было…
Она с надеждой посмотрела на Виктора. Но тот даже не шелохнулся.
Во-первых, он проверил карманы почти сразу, как очнулся, и не обнаружил ничего, кроме крошек. Во-вторых, он не собирался вестись на детский развод.