— Из Старой Атлантиды, — и убрал ядро обратно в карман.
Все-таки гребаное фэнтези, — мысленно выругался бывший чемпион.
Оставалось надеяться, что эта Старая Атлантида находилась не в соседнем районе.
— А где эта ваша Старая…
— Братик в школу не ходил, так что он немного глупенький у меня, — перебила вдруг Лили и ободряюще потрепала Вика по плечу. Он вымучил улыбку, едва сдержавшись, чтобы не отвесить ей подзатыльник. — Дядя Яков, а это у вас там что?
— Это? — старик обернулся к шкафам, а малявка, подпрыгнув, перегнулась через прилавок и легким незаметным движением тонкими пальцами выудила из его кармана ядро. — Это у меня…
Уперевшись локтями в прилавок, она зажала шарик в ладони и с неподдельным интересом принялась слушать рассказ про углеродистые резинки, заменявшие некоторым протезам мышцы.
Вик бы похлопал такой прыти и актерскому мастерству, но тогда старик точно что-нибудь заподозрил бы.
Закончив свою лекцию, Ганштайн неожиданно спросил их, что они забыли на Крысином базаре. Вопрос явно был с подвохом, но Лили тут же выпалила, видимо, заученный для таких случаев ответ:
— Сироты мы, — она издала печальный вздох. — Побираемся, где разрешают.
Станиславский бы прослезился.
— Ясно, — но старика ни капли не проняло.
— И у нас как раз закончился перерыв, — стиснув плечо болтливой девчонки, Вик забрал пакет с едой и зашагал к выходу. — Пора побираться дальше. Удачной торговли.
— Эй, Братик, помедленнее! — зашаркала непоспевавшая малявка.
— Благодарю, — кивнул старик и напоследок окликнул: — Мальчишка, если вдруг, по какой-то случайности, у тебя окажется ничейное ядро, — он подмигнул и потер пальцами воображаемую монету, — обязательно навести меня.
Сотрудничество с подозрительным стариком выглядело не самой хорошей идеей. Но владелец лавки не выглядел добряком, потому зарубку в памяти Вик оставил.
Так ничего и не ответив Ганштайну, он покинул лавку, а следом за ним и Лили.
***
Проводив взглядом пару оборванцев, Яков сплюнул:
— Терпеть не могу детей.
Закрыв входную дверь, чтобы на это раз ему точно не помешали, Ганштайн скрылся в подсобке.
По бокам тесной комнаты высились шкафы с инструментами, запчастями и нерабочими механизмами. Пол был завален полупустыми коробками и ящиками. В воздухе стоял запах масла и ржавчины.
Пробираясь через свой хлам, Ганштайн бурчал:
— Терпеть не могу детей. Хотя к парню надо будет присмотреться. Надо же… разжечь огонь души! В его-то возрасте! Если не подохнет где-нибудь в Трущобах, из него может и выйти какой-никакой толк. Волхв в знакомых мне бы пригодился…
Добравшись до другого конца комнаты, Ганштайн открыл сейф, стоявший в углу. Внутри были пачки наличных, какие-то особо редкие механизмы и, в самом низу, небольшая шкатулка.
Яков достал именно ее.
Внутри она оказалась поделена на три десятка ячеек, в которых покоились разноцветные тепловые ядра — новая партия для Черного рынка.
Тонкие губы Ганштайна сами собой расплылись в улыбке, а в глазах, как недавно у Вика, загорелись огоньки. Только бирюзовые и гораздо, гораздо слабее.
Взяв себя в руки, лавочник потянулся к карману за пополнением партии ядер. И резко изменился в лице.
Дрожащими руками отставив шкатулку с ядрами, он еще раз проверил карман. Хлопал его под разными углами, рассматривал через очки и даже нюхал. Пока не пришлось признать, что карман был пуст.
Если бы кто-то в тот момент проходил мимо лавки Якова Ганштайна, он бы услышал пугающий рев:
— НЕНАВИЖУ ДЕТЕЙ!
***
Лили, прошмыгнув под боком Вика, выскочила вперед и победоносно воскликнула:
— Смотри, что у меня есть! — на ее вытянутых запястьях красовались две пары начищенных до блеска бронзовых браслетов.
Вик подумал, что это больно сильно похоже на что-то, вроде втулок или катушек. Но девочку это нисколько не смущало. Так почему должно его?
— Тебе идет, — хмыкнул он.
Маленькая воровка засияла лучиком утреннего солнца и вдруг отбежала вперед.
— Братик, смотри!
Вытянув руки в сторону, Лили встала в странную позу.
Вик собрался было одернуть ее, но так и замер на месте, не в силах выдавить и слово.
Сверкнули браслеты на девичьих запястьях. В тот же миг Лили исполнила изящную волну руками.
Затем качнула бедрами и грациозно развернулась на мысках. Взмыла в воздух ее белоснежная косичка, а следом легла ей на грудь, когда девочка, поджав одну ногу, изогнулась дугой.
Вновь сверкнула бронза на запястьях.