Но, даже несмотря на естественную вентиляцию, воздух пронизывал запах сырости и, что настораживало, мертвечины.
Оглядевшись, Виктор заметил на противоположной койке бездвижное тело.
Отбросив вонючее одеяло, он спустил обутые в ботинки ноги на пол. Гнилые половицы отозвались скрипом.
— Братик, тебе нельзя вставать!
К нему тут же подскочила не так давно выпустившая из объятий миниатюрная девочка лет десяти. Затасканный серый комбинезон, длинная молочно-белая коса через плечо и миловидное, но бледное лицо.
В больших лазуритовых глазах плескалось беспокойство, а худые ручонки потянули обратно на жесткую койку.
— Пожалуйста, полежи немного, а я пока за врачом сбегаю!
Брови подпрыгнули сами собой, когда Виктор новыми глазами оглядел убогий клоповник, наверняка ставший больницей по какому-то невероятному недоразумению.
— Обожди ты со своим врачом, Козявка, — отмахнулся он от назойливой девчонки. — Дай в себя прийти…
Девочка удивилась его тону и послушно замерла у кровати.
Когда Виктор поднялся на ноги, голова закружилась, а ноги подогнулись.
Шмакодявка ринулась на помощь, но чемпион резко выпрямился и остановил ее рукой:
— Не упал.
Жрать хотелось люто и голова закружилась именно от голода. Но, судя по тощему телу, для его нового организма это было привычное состояние.
Скрипя половицами и похрустывая разминаемыми суставами, Виктор подошел к соседней койке.
На ней лежал скрюченный труп молодой девушки в штопанном платье. Мутные, стеклянные глаза смотрели в потолок, бледно-синее лицо было испещрено гнойными струпьями, по которым, жужжа, ползали мухи.
Шмакодявка старалась вовсе не смотреть в эту сторону.
В мыслях даже промелькнуло опасение насчет той дыры, в которую занесло Виктора. Неужели у местного врача не было банальных антибиотиков? Или то, что убило эту девушку, было страшнее простой инфекции?
Не придумав ничего лучше, он задвинул дырявые шторы вокруг койки с покойницей. Они, конечно, не спасли бы от болячки вроде Сибирской язвы, но труп хотя бы перестал мозолить глаз.
Осмотревшись, Виктор приметил в углу комнаты умывальник.
В грязном зеркале отразилось худое скуластое лицо низкого, но плечистого подростка с желтыми глазами и копной вихрастых соломенных волос. Лоб и виски обхватывала наспех налепленная перевязь из окровавленной марли, которую Виктор сразу же стянул.
Из одежды на нем были разваливающиеся ботинки, холщовые штаны, дырявая футболка и длинная, по колени, жилетка с капюшоном.
Пока он умывался, альбиноска переминались с ноги на ноги и бросала в его спину тревожные взгляды.
— Может, я все-таки схожу за…
— Эй, Козявка это что, газовая лампочка?
Закончив отдирать с лица засохшие корки, судя по всему, собственной крови, Виктор указал на крошечный светильник под потолком.
Он излучал мягкий, теплый свет, который сразу напоминал о парижских бульварах. Собственно, только там такие фонари и сохранились.
— Ну… да, — кивнула недоумевающая девочка.
— Почему не электрическая?
Недавно Виктор воротил нос от мира с зомби-апокалипсисом. Но только сейчас до него дошло, что какое-нибудь Средневековье на деле было в разы хуже.
— Похоже, Братика слишком сильно ударили по голове, — забавно надув губы, нахмурилась альбиноска. — Ты забыл, что электричество дорогое? Только Верхний Город и может его себе позволить!
— А мы, стало быть, в “нижнем” городе? Стой, не говори. Голова и без того пухнет…
Под настороженный взгляд шмакодявки бывший чемпион вернулся на койку.
Он несомненно был рад, что вернулся к жизни, пусть и в хилом теле подростка в обносках. Но насладиться моментом не давали самые странные мысли и догадки насчет произошедшего. Хотя все они, в принципе, не имели значения.
Какое-то могущественное существо дало ему второй шанс с четким условием. И каким бы подозрительным оно не было, но сделка есть сделка.
Ему еще повезло, что она как нельзя хорошо укладывалась в планы бывшего чемпиона.
Бывшего — потому что теперь, в новом мире, ему следовало заново отстоять свой титул. А в том, что мир был новым, Виктор уже не сомневался.
В новом мире, в совершенно новом теле ему так или иначе, но нужно было…
— Стать сильнее, — прошептал Виктор и до боли сжал кулаки.
Когда-то он думал, что смог это сделать. Смерть показала, что он ошибался.
Но больше такой ошибки я не допущу!
От предвкушения достойного вызова кровь закипела в жилах, дыхание участилось, а лицо само собой растянулось в зверином оскале.
Отшатнувшись от Виктоа, хмурая шмакодявка спросила:
— Братик, можно я уже позову врача? По-моему, он тебе нужен…
В голове вдруг щелкнуло и он новыми глазами посмотрел на чумазую белокурую девочку в затасканном сером комбезе.
— Ты моя… сестра?
Произнести это далось с трудом. Было непривычно думать, что у него есть… родные.
Девочка в ответ потупила глаза.
— Нет. Извини. Просто я подумала, что после того, что ты сделал, ты мог бы взять ответственность…
Услышанное ему не понравилось. Внутренний Капитан Очевидность уже заметил, что надо было проработать детали сделки: где и кем он воскреснет.
— Что он… что я с тобой сделал?
И уже после вопроса все тот же Капитан Очевидность подметил, что девочка не была бы рада его пробуждению, если бы прошлый хозяин тела сделал с ней что-нибудь плохое.
— Ты не помнишь? — насторажилась шмакодявка.
— Память напрочь отшибло, — вздохнул Виктор и для верности поморщился, когда потер виски.
Актер из него был как из слона балерина. Но ребенку хватило.
Выпучив голубые глаза, она пару секунд хлопала ресницами, будто ждала, что Виктор признается в шутке. А затем она белой молнией рванула через всю комнату к двери.
— Дядя Врач, дядя Врач, Сычу совсем плохо!
Виктор даже не пытался ее остановить. Во-первых, состояние не то. Во-вторых, разговор со взрослым человеком наверняка прояснит больше, чем с ребенком.
Из коридора послышались звон бутылок и мужская ругань. Вскоре в палату ввалился приземистый, явно поддатый мужик в замызганном пожелтевшем халате.
Жидкие волосы, круглое, заплывшее от алкоголя лицо и педофильские усики.
— Я же сказал… ик!.. чтобы попрощалась, а не… ик!.. трогала…
Увидев пациента спокойно сидящим на койке, местный врач замер в проходе. Потом тряхнул головой, будто попытавшись отогнать “белочку”.
Убедившись, что пациент ему не привиделся, мужик с криком “Нежить! Спасайся!” выбежал из палаты.
Обратно он вернулся только в сопровождении беловолосой девочки. Она притащила его за руку и буквально усадила на табуретку напротив Виктора.
Нехотя, с опаской врач принялся за осмотр. Для этого у него было два чертовски странных инструмента.
Первый — монокль. Он был буквально вделан в левую глазницу и имел многослойную медную оправу. Когда врач пальцами прокручивал кольца оправы, жужжащий механизм выдвигал стекло вперед, вероятно, увеличивая картинку. Глаз за стекляшкой выглядел неестественно большим и походил на рыбий.
Вторым инструментом оказалась правая рука доктора. Закатанный по плечо рукав халата позволял во всех деталях рассмотреть сложный механический протез.
Он состоял из массивных металлических пластин, напоминавших медь и аллюминий. Из них раздавался скрип шестеренок. На месте локтевого сустава было пронзенное гайкой массивное кольцо. Ладонь была сделана довольно искусно и обладала длинными игловидными пальцами.
С помощью этого механического чуда врач проверил тонус мышц, рефлексы конечностей, измерил давление и даже взял кровь на анализ, которую спрятал в специальной емкости в ладони.
Несмотря на кажущуюся тяжесть и массивность протеза, врач орудовал им с легкостью, скоростью и точностью профессионала. У Виктора даже закралась мысль, что по трезвости тот бы так не смог.