Начальник канцелярии вскарабкался за ним.
– Наших больше, – тихо сказал он на ухо Олегу. – Драки, кажется, все разняли, но люди на взводе. Поаккуратнее, а то опять схлестнутся. Водометы за углом, но тебе, кажется, они чем-то не понравились?
– Ехидный ты наш… – пробормотал Олег. – Не боись, не первый раз замужем.
– Дамы и господа! – твердо сказал он в микрофон. – Прошу внимания!
Его голос из динамиков разнесся по всей площади, и гул голосов начал стихать.
Метрах в десяти от помоста группа телевизионщиков лихорадочно устанавливала на треногу громоздкую телекамеру. Олег взглядом указал на них Бирону и еле заметно покачал головой. Пашка кивнул и спрыгнул с грузовика. Минутой позже несколько набежавших личностей в штатском мгновенно утащили камеру и увели ее упирающихся владельцев.
– Дамы и господа! – вновь произнес Народный Председатель, дождавшись, пока толпа более-менее притихнет. – Прежде всего я хочу поблагодарить вас всех, независимо от ваших точек зрения, за то, что вы пришли сюда. Народной государство не может существовать без свободного волеизъявления всех граждан, и ваше мнение для меня так же важно, как и мнение любых моих советников. Спасибо!
По толпе прокатились жидкие аплодисменты.
– Я весьма признателен своим сторонникам, что они не пожалели времени появиться здесь и выказать мне свою поддержку. На вчерашнем заседании Съезда много говорилось о том, что народ не поддержит такие реформы. Ваше присутствие здесь наглядно доказывает, что ораторы оказались не правы. Хочется верить, что целью развертываемых реформ является повышение благосостояния всех без исключения граждан, и я рад видеть, что многие из вас верят в то же самое. Я постараюсь не обмануть ваших ожиданий.
На этот раз аплодисменты оказались куда громче и продолжительнее.
– Тем же людям, которые полагают себя противниками предлагаемых реформ, я хочу сказать: не торопитесь с выводами! Мы всего лишь собираемся обновить застоявшуюся атмосферу, не отказываясь от базовых принципов свободы и равенства, лежащих в основе нашего народного государства. Да, придется пересмотреть некоторые положения, которые до сего дня казались твердыми и незыблемыми. Но это естественный процесс и для человека, и для государства, и бояться этого не надо.
Обновление – это основной принцип жизни, а догматизм никогда никого не доводил до добра. Так что прошу лишь одного: подождите и посмотрите на результаты.
Он незаметно глянул на часы. До голосования по проекту закона оставалось не более пятнадцати минут.
– К сожалению, важные дела не позволяют мне остаться с вами и подробно ответить на все вопросы, которые, без сомнения, у вас накопились. Но после голосования я выйду к вам снова. Дождитесь меня и не поддавайтесь на провокации. Не позволяйте втянуть вас в драку, чтобы в завтрашних газетах не написали о вашем присутствии здесь как о бесчинствах хулиганов. Реформы от этого только проиграют. Спасибо!
С этими словами он спрыгнул с платформы на землю, едва не подвернув ногу, но вовремя ухватился за какую-то выступающую часть грузовика, запачкав ладонь грязью. Окруженный телохранителями, которые все же рискнули выбраться из машины, он прошел в раздвинувшиеся двери Дворца.
– Откуда вообще взялась эта толпа? – осведомился он у спешащего следом Бегемота.
– Твоя работа?
– Частично, – не стал отпираться тот. – Вчера вечером я подумал, что неплохо бы организовать митинг в твою поддержку. Сам знаешь, шансы, что пройдет наш вариант, не слишком велики. Ну, я и дал сигнал нашим людям во всех этих мелких, типа, нелегальных "организациях", чтобы они привели несколько десятков человек.
А приперлось вон сколько. А потом оказалось, что эти хитрожопые Петтренко с Пряхиным по заводам и фабрикам дали команду добровольно-принудительно организовать народ поприсутствовать здесь. Автобусами везли, гады. А транспаранты раздавали уже здесь, с того самого грузовика, с которого ты речуху толкал. Ну, вот и сошлось…
– Инициативный ты у нас! – пробормотал Олег. – Ладно, потом обсудим. Я хочу еще выступить перед голосованием.
Он взял у референта папку и на ходу принялся перелистывать страницы, освежая в памяти тезисы. А ведь, между прочим, донельзя удачно все получилось. Пусть теперь только попробуют вякнуть, что народ его не поддерживает! Ни хрена, ребята-делегята, вы еще проголосуете за мой проект Верховного Совета, а не за альтернативный. Как миленькие проголосуете. Вы ведь не захотите, чтобы после заседания толпа у центрального входа вас в клочья порвала, верно?
2 октября 1905 г. Москва. Доходный дом в Хлебном переулке
– А вот еще пишут, – Крупецкий поудобнее уселся на жестком стуле, опасно скрипнувшим под его весом, развернул вчерашний "Московский листок" к оконному свету и прочитал:
"На механических заводах за Москвой-рекой часть мастеров становится на работы.
Забастовавшая Голутвинская мануфактура возобновила работы. Станция общества электричества охраняется войсками, войсками же охраняются телеграф и телефонная станция…" Он скривился в отвращении.
– Как же, становятся они, пся крев! – сплюнул он на пол, но тут же спохватился и виновато поклонился Оксане. – Звиняйте, панночка, это не повторится. Только никто там толком к работе не приступает. Забастовщики, курвы, сами работать не хотят и других подзуживают. Помяните мои слова, панночка, это добром не кончится.
Наступила тяжелая тишина. Заплаканная Оксана сидела у кровати Олега и держала его за руку. Тот коротко дышал, неподвижный взгляд бессмысленно буравил потолок.
Казалось, он даже не моргал.
– А вот еще пишут… – Крупецкий пошелестел страницами: – "В виду тревожного времени, вызванного рабочим движением, некоторые учреждения спешно изготовили специальные щиты для окон нижних этажей". Вот это уже правильно пишут. Ну хорошо, понимаю я, почему люди работать не хотят. Но стекла-то в окнах зачем бить, скажите на милость? Что за времена, матка боска! Газеты не выходят, потому что наборщики бастуют, электрическое освещение того и гляди погаснет, телефон то и дело отключается, бо телефонисты жизнью недовольны… Император подписал мирный договор с Японией, так Витте уже знаете как окрестить успели? "Граф Полусахалинский", во как! Война им плоха, мир им плох… Из Японии по телеграфу передают, что там тоже волнения, беспорядки, трупы на улицах валяются. Вроде бы самураи тамошние недовольны, что мирным договором у них победу над Россией украли. Победу им!.. Куда мир катится?
Оксана шмыгнула носом.
– Да не ревите же вы, панночка! – взмолился Крупецкий, бросая газету на пол. – Сказал же – не пущу! Опасно сегодня на улице, шайки бродят. Порядочные извозчики по домам попрятались, такие остались, что завезут куда-нибудь в глушь, да и… – Он махнул рукой. – Не помирает же пан. Просто лежит и о своем думает. Отойдет.
Ну, хотите, я сам схожу к вашему Болотову? Чуть погодя, а? Чумашкин должен подойти, я его для охраны оставлю, а сам схожу?
– А по телефону…
– Говорю же – закрыта та контора с телефоном! – досадливо всплеснул руками филер. – На большой замок закрыта.
Оксана закрыла руками лицо и беззвучно расплакалась. Крупецкий набрал было в грудь воздуха, но тут хлопнула входная дверь, и в мрачную комнату словно ворвалась веселая метель из сатина.
– Все киснешь в четырех стенах? Вставай, проклятьем заклейменный! Вот, завезла тебе пару платьев, как обещала… Так, подруга, по ком траур? – осведомилась графиня Сапарская. – Егор, положи узел вон туда, на стол, и подожди в коляске.
Что это у вас здесь за слезы на глазах? Обижаете девушку, а, господин хороший?
– Вы, пани, что здесь делаете? – осведомился Крупецкий, поднимаясь со стула.
– Натали! – всхлипнула Оксана, бросаясь графине на шею. – Олегу плохо! Лежит, не отвечает, я даже не знаю, что делать? А он меня не пускает к Болотову!..
– А что так? – графиня хозяйски прошлась по комнате, трогая и переставляя немудреную обстановку. – Не пристало честной девушке одной по городу ездить?
– Пани Сапарская, вы бы не смущали пани Оксану, – филер окинул новоприбывшую прищуренным взглядом. – Неспокойно сегодня в городе. Рабочие "дружины" ровно с цепи сорвались. Утром при мне двоих господ на улице избили до полусмерти – слишком хорошо одеты показались. Не могу я ее одну отпустить. И пана Кислицына оставить не могу – начальство совершенно определенно приказало при нем находиться и его охранять.