Но ближе к вечеру все резко изменилось. Внезапно Оксана осознала, что ее бесцеремонно тормошат за плечи.
– Ау, красавица! – как из-под воды донесся до нее голос Олега. – Подъем! Хватит носом клевать!
Девушка с трудом сфокусировала взгляд на его встревоженном лице.
– Я не сплю… – тихо произнесла она и внезапно осознала, что ей действительно чудовищно хочется спать. – Как… ты?..
– Я дурак, – честно сознался ей Олег. – Дурак и скотина.
Ему хотелось врезать себе кулаком по морде. Кретин! Тебе же ясно сообщили, что психоматрицы корректируются по результатам общения с тобой. Неужто раньше не мог сообразить, что с ней сделает твоя жалость к самому себе?
– Все, родная, уже все закончилось. Обещаю, больше со мной такого не случится.
Он осторожно поцеловал ее в губы. Оксана слабо улыбнулась.
– Мне было так тоскливо… – тихо сообщила она. – Я думала, что умру… что мы все умрем.
– Думать не вредно, – заявил Олег, – вредно не думать. Только думать надо правильно, а не всякую фигню. Слушай, ты ела сегодня хоть что-то? Нет? Я так и думал. И у меня живот от голода подводит. Собирайся. Едем куда-нибудь пожрать.
Он запрыгал по комнате на одной ноге, натягивая штаны. Оксана удивленно смотрела на него. Охватившая ее тоска развеялась, но она не помнила, чтобы видела своего спутника в таком настроении. На его лице гуляла сосредоточенно-злая улыбка, глаза жестко щурились, словно у целящегося стрелка. Нехорошее предчувствие сжало ее желудок в тугой комок.
– Давай-давай! – подбодрил ее Олег. – Не спи. Рано еще. Поехали на Поварскую.
В трактире его настроение не улучшилось. Он заказал себе с Ольгой по расстегаю с мясом, огромному, во всю тарелку, пальца в три толщиной, и к нему по глубокой тарелке говяжьего бульона. Сунув половому шестьдесят копеек за еду и, подумав, еще пять копеек на чай, он начал сосредоточенно работать челюстями.
– Подорожало, однако, – рассеянно буркнул он, расплачиваясь. – На прошлой неделе тринадцать копеек расстегай с бульоном стоили.
– Все дорожает-с, – пожал плечами пожилой половой с высеребренными сединой усами. – Еще весной дрова стоили два рубля сажень, а нынче уже к трем подобрались. До Рождества, глядишь, еще на полтинничек подорожает. И мясо растет, и мука… Времена неспокойные, господин хороший.
– Да, времена неспокойные… – покивал Олег. – Да, времена…
С внезапной злостью Оксана хлопнула нож на столешницу.
– Ты объяснишь, в коне концов, что с тобой происходит? – сердито спросила она. – Ты… ты сегодня как будто не от мира сего. Что случилось? Олежка, да посмотри же на меня! Мне страшно!
Олег медленно поднял на нее взгляд и неожиданно виновато улыбнулся.
– Это из-за меня, – вздохнул он. – Мне тоже страшно. Может быть, действительно лучше пока… Нет, не обращай внимания. Оксана, малышка моя, прошу: ты только не нервничай. Все, что происходит, это мои проблемы. Тебя они никак не касаются. С тобой все будет хорошо, обещаю.
– А с тобой? – Оксана едва удерживала слезы. – Что будет с тобой?
– Если не свихнусь окончательно в ближайшее время, – задумчиво ответил Олег, – то со мной все будет просто великолепно… наверное. Не обращай внимания. Это все шок. Приходят, понимаешь, во сне разные личности, несут околесицу, а у меня потом башка пухнет. Ну неужели они никого кроме меня выбрать не могли, а? Ох… я же говорю, не обращай внимания. Это я так заговариваюсь потихоньку.
– Заговариваешься… – пробормотала Оксана, понемногу успокаиваясь. – Скажи, Олежка, а что за фразу ты произнес сегодня утром, когда в себя пришел?
– Фразу? – удивился он. – Какую фразу?
– Ну… – смешалась девушка. – Не помню уже точно. Что-то насчет эталонов… и насчет того, что тебя выбрали.
– Вот как? Не помню, – Олег рассеянно пожал плечами и продолжил жевать. – У меня такая каша в голове была! Да и сейчас, пожалуй, немногим лучше, – признался он после паузы. – Мысли кругами ходят, по полочкам никак не уклыдываются. Слушай, ты меня извини, но мне нужно время, чтобы все в башке утрясти. Но не рядом с тобой. Понимаешь, этот мир… в общем, он не такой, каким кажется. И самая большая глупость в нем – это я. Точнее, тот факт, что я воздействую на все вокруг, и не только вокруг, а вообще во всем мире… Тьфу. Короче, мне нужно побыть одному. А то я тебя окончательно с панталыку собью. Я прошвырнусь по городу, подышу свежим воздухом. А ты поешь и отправляйся домой. Передохни от меня. Адрес не забыла? Извозчику больше двух гривенников не давать, а начнет больше требовать – скажи ему что-нибудь ласковое, чтобы уши в трубочку свернулись.
Он резко встал из-за стола, ухватил недоеденный расстегай, а другой ласково потрепал девушку по волосам и улыбнулся.
– Все будет хорошо, малышка. Ну, пока.
– Пока… – слабо ответила Оксана, провожая его взглядом. Только когда он вышел за дверь, она сообразила, что не взяла с собой сумочку, в которой лежало несколько монеток, припасенных на мелкие неожиданные расходы. Ну и пусть, решила она. За еду заплачено, а места здешние она уже знает, так что домой дорогу найдет и пешком. Солнце еще не село, и места здесь приличные, так что приключений на обратной дороге случиться не должно. Внезапно она почувствовала себя спокойно и уверенно. Если Олег сказал, что все будет хорошо, значит, так и есть. Она отломила кусок расстегая, осторожно, чтобы не рассыпать мясной фарш, набила им рот и принялась жевать, черпая из тарелки бульон большой деревянной ложкой.
Зубатов сидел в своем кабинете, выходящем окнами в Большой Гнездниковский переулок, и сосредоточенно грыз деревянное перо, вчитываясь в лежащий перед ним документ. Тусклая шестисвечевая электрическая лампа под потолком с трудом разгоняла сгустившиеся сумерки. Директор Охранного отделения бросил мимолетный взгляд на стоящую на рабочем столе лампу под желтым абажуром, но решил пока ее не зажигать. Лучи угасающей на западе зари тихо растворялись на зеленых обоях кабинета, и комнату наполнял тот особый таинственный полумрак, что свойственен только этому времени суток. И этот полумрак идеально способствовал тоскливому настроению директора.
Он еще раз перечитал строки письма, написанные бисерным каллиграфическим почерком:
"В очередной раз доводим до вашего сведения, что Его Императорское Величество не видит никаких особенных опасностей в сложившейся в стране ситуации. Отдельные бунты в простонародной среде с успехом подавляются войсками. Нет никаких оснований полагать, что существует опасность распространения смуты по всей стране. Попытки же запугать Е.И.В. мифической опасностью революции не делают вам чести и ставят под сомнение ваши профессиональные навыки.
Дело Охранных отделений – борьба с террористами. Предлагаю целиком и полностью сосредоточиться на выявлении и разгроме террористических ячеек (в первую очередь ячеек с.-р.) и не вмешиваться в вопросы внутренней государственной политики, выходящие за пределы ваших должностных обязанностей.".
Его взгляд скользнул вниз страницы. Да, подпись, несомненно, Булыгина. Да и кто рискнет подделать подпись министра внутренних дел? Эх, Александр, Александр…
До моей опалы ты был куда дружелюбнее. Но ведь и сейчас ты думаешь примерно так же, как я. И такая отповедь… Неужто Государь на самом деле не понимает всей опасности сложившегося положения? Может, это письмо – результат каких-то подковерных игр? Очередной звонок? Возможно, мое место хотят отдать кому-то еще?
Не понимаю. Кому хочется сидеть на пороховой бочке в это неспокойное время? Или просто ищут козла отпущения? Или, наконец, кто-то из старых недругов подкапывается? Но вряд ли у меня в Москве есть настолько крупные недоброжелатели, что к их мнению прислушиваются в столице. Генерал-губернатор вроде бы на моей стороне… стоп! Что он там упоминал в последний раз? Что-то про недовольные письма из Санкт-Петербурга. Ну да, все правильно. В очередной раз ему сообщили, что в предоставлении ему особых прав, равно как и во введении в Москве чрезвычайного положения, нет никакой необходимости.