Едва с кулаками бросаться не начал в конце концов.
Через пару минут ничего не значащего разговора Крупецкий сослался на сонливость и ушел к себе.
– В первый раз за уж и не припомню какой срок удается две ночи подряд в кровати провести, – пояснил он. – Грех упускать такой случай. С хозяином я договорился, завтра в семь утра нас разбудят. Завтракаем, и в девять выезжаем.
Оставшись один, Олег какое-то время лениво перелистывал оставленный Крупецким иллюстрированный справочник террористов. Однако это занятие при свете пары гостиничных свечей из стеарина – электричества здесь не имелось, равно как и газовых горелок – вскоре ему наскучило. Он достал из кармана пальто забытые мошенником в поезде часы и какое-то время крутил их в руках, разбираясь. Хотя и медные, часы ему понравились. Он аккуратно прицепил к жилету цепочку и засунул часы в нагрудный карман. Зеркала в номере не оказалось, но он надеялся, что выглядит достаточно солидно – в конце концов, вряд ли граф разбирается в часах лучше его самого. Завтра утром ему это определенно не помешает.
Часы показывали начало девятого вечера, но на дворе уже стояла густая тьма. Он еще раз попытался прокрутить в голове сценарий завтрашнего разговора, но обнаружил, что мысли путаются. Мысленно махнув рукой – авось кривая да вывезет! – он повернул в дверном замке ключ, разделся, плюхнулся на постель и неожиданно для себя мгновенно заснул крепким сном.
– Стравливайте давление, – негромко скомандовал Овчинников.
Вагранов быстро закрутил маховик запора, и из отводной трубы донесся негромкий свист газа.
– Только бы не прорвало уплотнения, – пробормотал Грузиков, мелко перекрестившись. – Только бы…
– Не действуй на нервы, Алеша, – оборвал его Вагранов, прислушиваясь. – Ты их проверял, я их проверял, господин Шрубель их проверял. Ничего уплотнениям не сделается. Степан Васильевич, умоляю вас, вы форму криво и неплотно вставили.
Поправьте моментально!
Овчинников пощелкал пальцем по форме и ухмыльнулся.
– Кто там только что нервы упомянул? – шутливо спросил он. – Все ровно и плотно.
Еще пять атмосфер… три… одна… хоп!
Инженер с усилием потянул за рычаг, и из аппарата донеслось шипение.
– Так, пошла масса… – пробормотал он, заглядывая в узкое окошечко из толстенного стекла. – Пошла, родимая! Сейчас мы ее в форму…
Остальные сгрудились у него за плечами, пытаясь рассмотреть происходящее.
– Вот так. Ну что, господа, раз-два-три-четыре-пять, начинаем доставать!
Он быстро ослабил зажимы, клещами вытянул из паза пышущую жаром форму и быстро сунул ее в подготовленный бочонок с холодной водой. Раздалось шипение, в воздух взметнулось облако пара.
Овчинников повернулся к аудитории.
– Ну что, господа, поздравляю вас с историческим моментом. Похоже, триоксид хрома действительно является прекрасным катализатором для реакции полимерного синтеза в этиленовой среде. Мои поздравления, господин профессор, – обратился он к скромно протирающему пенсне Белиховскому. – Вы действительно сотворили чудо, организовав производство чистого триоксида в настолько сжатые сроки.
– Только благодаря неоценимой помощи Ганса Генриховича, – Белиховский слегка поклонился в сторону Шрубеля. – Однако еще раз должен предупредить вас, что у меня более не осталось материалов, а некоторые их них нужно заказывать в Германии.
– Неважно, – снова широко улыбнулся Овчинников. – Главное, судари мои, что мы сумели доказать принципиальную жизнеспособность данного процесса. Завтра я продемонстрирую наши результаты Гакенталю и господам из "Русского банка", и мы сможем приступить к конструированию первой промышленной установки для производства полиэтилена!
– А не делим ли мы шкуру неубитого медведя? – взволнованно обратился к нему Вагранов. – Ради бога, Степан Васильевич, да покажите же вы, в конце концов, результат, не томите душу!
– Это запросто, – подмигнул ему инженер и извлек из бочки остывшую гипсовую форму. Теми же щипцами он осторожно отделил верхнюю ее половину, лоснящуюся от машинного масла, и вытащил из нижней ее части матовую полусферу с четырьмя выступами-ножками. – Вуаля, мсье! Пожалте покорно вашу золотую чашу. Нет, не золотую, а куда более дорогую!
Взволнованный Вагранов осторожно принял в ладони полушарие. Остальные сгрудились вокруг, протягивая руки, чтобы потрогать.
– Господа, да она же почти ничего не весит! – взволнованно сообщил он всем. – Ну совсем ничего!
– Видны пузырьки, – Бисеров ткнул пальцем во вздутия на поверхности. Нужно будет продумать, как избавлять пластическую массу от газов во время отливки.
– Да ладно вам, Константин Евгеньевич, – отмахнулся от него Вагранов. – Детали потом обс… оп!
Скользкая от смазки чаша выскользнула у него из рук и со странным звуком покатилась по каменному полу мастерской.
– Да аккуратнее же вы, ради бога! – зазвучали рассерженные голоса. – Держите лучше! Не разбилась?
– Не разбилась, – с облегчением улыбнулся Грузиков, поднимая полусферу с пола. – Пружинит. Нет, господа, это поистине гениально! Кто бы мог подумать… Этот ваш Кислицын, Евгений Ильич, положительно выдающийся ум! Где он, кстати?
– Да, где? – переспросил Овчинников. – Я заезжал к нему домой. Оксана Александровна не захотела мне сказать. Уехал в Петербург, говорит, по делам. Он же знал, что мы сегодня установку испытываем, и собирался присутствовать. Что случилось, почему его нет?
Вагранов пожал плечами.
– Я тоже заезжал к нему. На лавочке у крыльца сидела какая-то подозрительная личность, которая заявила, что из полиции, и не хотела пускать меня наверх.
Потому вышла грустная Оксана Александровна и сообщила мне то же, что и вам – что Олег Захарович уехал в Петербург, а на личность сказала не обращать внимание – это агент уголовной полиции, приставленный к ней для охраны по просьбе Зубатова.
– Зубатова? – недоверчиво поинтересовался Велиховский. – Это жандарм из Охранки?
Почему он интересуется Кислицыным? Не могли ли его арестовать за участие в каком-нибудь тайном обществе?
– Вряд ли, – с неохотой откликнулся Вагранов. – Видите ли, формально господин Кислицын числится сотрудником Московского охранного отделения.
– Провокатор? – с ужасом осведомился Грузиков. – Жандарм?
– Не говорите глупостей, любезнейший, – резко ответил Вагранов. – Сами знаете, у меня нет ни малейшего повода любить Охрану. Но если Олег Захарович – провокатор, то я готов съесть собственную шляпу. И где, скажите на милость, вы видели жандарма, способного отличить хотя бы нитрит от нитрата, не говоря уже про совершение такого прорыва в области органической химии? А вы обращали внимание, как легко с ним общаться на самые невероятные темы? Просто живым себя начинаешь чувствовать. Я скорее поверю, что он действительно марсианин!
– Час от часу не легче! – хмыкнул Бисеров. – Теперь он уже марсианин. И как он к нам попал? Из пушки запустили, как у Верна? Или на боевом треножнике прилетел, как у Уэллса?
– У Уэллса на треножниках не летали. И вообще, господа, что-то у нас разговор не в ту степь пошел, – вмешался Овчинников. – Давайте не будем обсуждать человека у него за спиной, тем более что мы от него ничего, кроме хорошего, не видели. Не забывайте, что сегодняшний триумф, – он ткнул пальцем в пластмассовую полусферу, которую Грузиков все еще держал в руке, – это в первую очередь его триумф.
Смогли бы мы без него набрести на идею самостоятельно?
– Смогли бы, – тряхнул головой Вагранов. – Весь вопрос только в том – когда.
Может, через год, а может, и через полвека. В чем я абсолютно уверен, так это в том, что это он без нас ничего не добился бы. Однако я, Степан Васильевич, с вами согласен. Негоже так сплетничать о человеке, тем более о Кислицыне. Без сомнения, когда Олег Захарович вернется, он порадуется вместе с нами и расскажет о причинах своего отсутствия, ежели сочтет нужным и возможным. Господа, чем спорить на пустопорожние темы, у меня есть предложение отпраздновать наш успех.