– Обязательно, – Герасимов по-военному четко кивнул и вышел. Двинувшегося было за ним Крупецкого перехватил Витте.
– Погодите-ка, любезнейший, – сказал он. – У меня к вам есть небольшой разговор.
– Да, ваше высокопревосходительство, – кивнул тот.
– А вы, господин Кислицын, отдыхайте, – повернулся Витте к Олегу. – Ваше дело, я уверен, подождет и до завтра. Если вам что-то потребуется, слуги обеспечат вас всем необходимым, – он кивнул на прощание и вышел, увлекая за собой Крупецкого.
– Вот что, господин Крупецкий, я бы попросил вас временно перебраться ко мне вместе с вещами. Господину Кислицыну я, разумеется, не позволю лежать больному в какой-то грязной гостинице, да и ваше присутствие представляется мне весьма не лишним…
Голос графа затих, когда сиделка закрыла дверь в коридор. Доктор склонился над Олегом и озабоченно пощупал его лоб.
– Ну вот что, голубчик, – сердито произнес он, – когда я говорю "полный покой", это значит именно "полный покой", а отнюдь не светские разговоры вести. Сейчас сиделка даст вам успокаивающего отвара из трав. Постарайтесь заснуть и ни в коем случае не вставайте, даже на горшок. Сиделка даст вам утку, когда потребуется, и не вздумайте смущаться и проявлять самостоятельность. Договорились?
Олег сонно кивнул. Комната начала потихоньку кружиться вокруг него. Он ощутил на своих губах влагу и автоматически сделал несколько глотков. Затем он снова провалился в глубокий сон.
7 декабря 1582 г. Мокола. Телецентр
Из студии доносился невнятный глухой шум. Судя по звукам, там что-то передвигали с места на место, что-то куда-то тащили. Бормотание по крайней мере двух десятков голосов сливалось в один глухой ропот, на фоне которого иногда слышались отдельные выкрики.
Народный Председатель в очередной раз налил себе воды из графина и мелко дрожащей рукой поднес стакан ко рту. Несмотря на то, что за последние пятнадцать минут он выдул как минимум полграфина, во рту стояла страшная сухость.
– Еще не поздно все отменить, – тихо сказал Бирон, в упор разглядывая Народного Председателя. – Они еще не вышли на исходные позиции. И даже когда выйдут, можно дать не стартовую отмашку, а сигнал отбоя. Решай.
– Я уже все решил, – сквозь зубы процедил Олег. – Некуда дальше тянуть. И хватит об этом, сколько можно!
Начальник канцелярии пожал плечами.
– Смотри, ты у нас главный.
Еще пара минут прошла в напряженном молчании. Потом Олег откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и глухо произнес:
– Не обижайся. Просто нервы как струны натянуты…
– Я не обижаюсь…
– Обижаешься. Извини. Просто как-то неудачно слив памяти произошел… оттуда.
Полчаса назад. Меня там чуть самодельной гранатой не грохнули, вот и наложилось.
Что интересно, там мне все совершенно по барабану, словно нервов вообще нет.
Пожал плечами и забыл. А здесь – прямо трясучка нападает, когда типа "вспоминаешь" эти события в первый раз.
– Бурная у тебя там жизнь, – прищурился Павел. – Где это ты под гранату попал?
На очередной демонстрации?
– Потом расскажу, – отмахнулся Олег. – Не до того сейчас. Ну, скоро там эти тормоза по жизни закончат мебель переставлять? Не могли заранее подготовиться!..
– Мы приехали на час раньше запланированного, – педантично поправил его Бирон. – Да и не забывай, что запланированное время им только утром озвучили. Говорил я тебе – вчера надо было сигнал дать. Подумаешь, выступление в годовщину инаугурации…
– Годовщина три дня назад прошла, – поморщился Народный Председатель. – Если бы я тогда речуху толкал, никто бы и бровью не повел. И что вам со Шварцманом так приспичило в выходной это устраивать? Чем среда хуже?
– Ты точно не выспался, – констатировал начальник канцелярии, поудобнее устраиваясь в кресле. – Вместе же решили, что в выходные эти козлы из города наверняка по дачам разъедутся. Забыл?
– Ах, да… – Олег утомленно прикрыл глаза. – Забыл. Извини. Не обращай на меня сегодня внимания. Ну когда они там закончат?..
Скрипнула приоткрывшаяся дверь, и в щель просунулась встрепанная голова режиссера. За его спиной маячила бдительная фигура олегова телохранителя.
– Олег Захарович, – промямлил режиссер, – мы готовы. Врезаемся в сетку вещания через три минуты…
Он не успел закончить фразу, а Олег уже оказался на ногах. Твердой пружинистой походкой он подошел к двери и распахнул ее. Шум в студии смолк как по команде.
Все присутствующие обернулись в его сторону. Не обращая на них внимания, Олег подошел к столу перед телекамерами, уселся и открыл папку. Словно по волшебству, его пальцы перестали дрожать. Все волнение куда-то ушло. Осталась только твердая уверенность… и еще то самое давнее чувство: пан или пропал. Сегодня-завтра, максимум в течение следующей недели Большая Игра завершится. Одно из двух: или были утечки, и тогда его сегодня же и закопают, или их не было, и тогда у него появляются хорошие шансы закопать всех врагов чохом. Ну, родной, давай. Покажи им…
– Тридцать секунд, – придушенным голосом сообщил режиссер, высовываясь из-за камеры. – Приготовьтесь, господин Народный Председатель. Я махну рукой, а на камерах зажгутся красные лампочки.
Олег молча кивнул и сосредоточился, в последний раз оглядывая две лежащие перед ним страницы текста. Две страницы, которые хуже эпидемии серой оспы. Он знал их наизусть, но на всякий случай пробежал глазами еще раз.
– Десять секунд! – сообщил режиссер.
Олег вздохнул, пригладил ладонью непослушный клок волос на макушке и уставился в камеру. Живот превратился в сплошной каменный клубок.
– Пять секунд… четыре… – режиссер замолк и показал три пальца… два… один…
Отмашка! На всех телекамерах вспыхнули яркие зеленые лампочки. Где-то далеко-далеко позади Пашка поднял сжатый кулак с отогнутым большим пальцем: сигнал о начале спецоперации ушел всем задействованным группам.
– Граждане Народной Республики Ростания! – негромко произнес Олег. – Год назад вы оказали мне огромное доверие, проголосовав за мою кандидатуру на пост Народного Председателя. Скромный, никому не известный чиновник одного из многих министерств неожиданно оказался вознесенным на самый высокий пост, какой только можно себе представить, обойдя куда более известных и, возможно, более опытных и знающих кандидатов.
Внезапно он почувствовал сильное искушение ляпнуть что-нибудь о Демиурге, подтасовавшем результаты электронного голосования, но чудовищным усилием воли взял себя в руки. Пусть об этом первыми узнают историки… лет этак через тысячу.
– Целый год я пробыл на этом ответственном посту, и я не думаю, что вы все так же рады моему избранию, как и год назад. Кризис в народном хозяйстве продолжает разрастаться. Полки магазинов опустели до пределов. И даже на выросшие у многих зарплаты покупать особо нечего даже на черном рынке. Страна стремительно катится в пропасть.
Где-то за камерами послышались испуганные перешептывания.
– Я не буду особенно вдаваться в детали нынешнего положения. Это, и еще многое другое, я уже высказал на двадцать седьмом съезде восемнадцатого ноября. Однако я знаю, что большая часть этого выступления так и не была опубликована. Все видеозаписи, пошедшие в эфир, оказались тщательно отредактированы, а выжимки из моей речи, что попали в газеты, совершенно не отражают главную суть. Подписанные мной постановления, вступившие в силу с понедельника, оказались фактически просаботированы моим собственным правительством, члены которого фактически вступили против меня в преступный сговор.
Вот оно. Слова произнесены. Пути назад больше нет. Что они там разорались за телекамерами? Меня же заглушат…
– В связи с этим я объявляю, что нынешнее правительство распущено, а все главы входящих в него комитетов и министерств смещены с занимаемых ими должностей. В ближайшие несколько дней как в правительстве, так и в местных администрациях будут произведены серьезные кадровые перестановки. Управление Общественных Дел занимается выявлением саботажников, которые будут примерно наказаны.