Необходимо искать новые пути. И только от вас сейчас зависит, какими они окажутся.
Он тряхнул головой.
– Вы, конечно, можете посчитать, что руководство, старая гвардия, лучше знает, что делать. И это ваше право. Но если вы верите, что я смогу что-то сделать для Ростании, то сейчас мне не обойтись без вашей помощи. Я призываю вас выйти на улицы городов – прямо сейчас, не дожидаясь утра. Я призываю вас показать, на чьей вы стороне. Пусть те, кто хочет вернуть страну назад, в старое болото, более не смогут прикрываться именем народа в мелких делишках, что они творят в своих корыстных интересах.
Он снова прокашлялся.
– Это все, чего я сейчас прошу у вас. Вы не сможете сражаться с вооруженными солдатами, но этого от вас и не требуется. Год назад, на выборах, вы продемонстрировали, что поддерживаете меня. Продемонстрируйте это еще раз.
Он развел руками.
– Для тех, кто не слышал начало моего выступления, я повторю еще раз. Граждане Ростании! В столице вооруженный переворот. Мятежные воинские части блокировали все важные объекты. Министр обороны убит, верные законному правительству части блокированы мятежниками. Я с трудом прорвался на телестудию, чтобы выйти в эфир.
В любой момент меня могут…
Внезапно свет в студии погас. В одном из прожекторов оглушительно лопнула лампа.
Через несколько секунд в коридоре зажглись тусклые красные лампочки.
– Четвертый! – быстро спросил Безобразов в рацию. – Что случилось?
– У нас все чисто! – донесся из динамика ответ. – В щитовой тихо.
– Наверное, они обесточили район, – где-то в темноте студии негромко сказал техник. – Сработали аварийные генераторы. Но на них нельзя вести трансляцию. -…через колено! – витиевато выругался Безобразов. – Шеф, мы ничего с этим не можем поделать. Нужно уходить. С минуты на минуту здесь появятся войска.
– Ну, по крайней мере один раз я высказаться успел, – пробормотал Олег, почти на ощупь пробираясь к двери в тусклом свете, проникавшем из коридора. – Ладно, уходим.
Вместе с тремя телохранителями они побежали к лестнице.
– Всем пятеркам! – на ходу командовал в рацию Безобразов. – Приготовиться к отходу. Я с шефом в "серой". Кому хватит места – следуйте за нами на спецмашинах. Кому не хватит, уходить дворами! Первая пятерка, перед отходом убрать "цепочку" на въезде на площадь.
Олег, прикрываемый восемью телохранителями и Безобразовым, уже почти добежал до двери на абсолютно темную площадь, когда у всех трех въездов на нее зажглись ослепительные фары. В ночном воздухе зазвучали резкие команды, и почти сразу по зданию вокруг входа хлестнули разряды, оставляя на штукатурке выжженные следы.
Пулеметная очередь, к счастью, прошедшая слишком высоко, вдребезги разнесла широкие стеклянные двери телецентра.
– Назад! – заорал Безобразов. – Поздно, – добавил он сквозь сжатые зубы. – Быстро же они, сволочи…
На экране крутился бурлящий вихрь помех. Передача оборвалась так же внезапно, как и началась. В красном уголке Четвертой танковой дивизии стояла мертвая тишина, нарушаемая только шипением из динамиков.
– Ни хрена ж себе! – пробормотал в темноте кто-то неопознанный. – Прямо-таки путч среди бананов…
– Ага, – жизнерадостно согласился из другого угла невидимый лейтенант Пахомов. – Вот развлекуха, а!
– Развлекуха ему, – буркнул тот же голос. Чешнев наконец-то распознал капитана Циня. – Руки чешутся пострелять? Наверняка эти б…ди нас погонят улицы патрулировать.
– Да бросьте, Вэй Карлович, – не согласился Пахомов, – у нас четверть танков на профилактике движков, у половины экипажей некомплект, а мотострелковый полк укомплектован едва на четверть. Кто нас куда погонит?
– Молодой ты еще, Пахомов, – буркнул Цинь. – Не понимаешь ни хрена. Скажут вывести – и выведем. Даже с некомплектными экипажами, да даже, майский дзюк, без движков! Сам на колесики поставишь и руками толкать будешь, если что.
– Мы не станем дожидаться приказов, – подполковник Чешнев сам удивился, как твердо звучит его голос. Он определенно не чувствовал себя так уверенно. Путаясь в стульях, он подошел к стене и щелкнул выключателем. – Господа офицеры, мы не можем ждать. Нельзя позволять этому продолжаться.
Двадцать пар глаз в молчании уставились на него. Он слегка поежился.
Единственный среди всех, он был полностью одет, и сейчас мундир придал ему уверенности.
– Господа! – негромко произнес он. – Мы обязаны встать на защиту законной власти. Встать, не дожидаясь никаких приказов от командования. Народный Председатель является также и Верховным Главнокомандующим, и его приказы не обсуждаются. Нужно поднимать дивизию по тревоге.
– Да брось ты, Ханс! – не выдержал майор Воротнев. – Кто станет поднимать, ты?
Да Зельский тебя арестовать прикажет и под трибунал отдать, и правильно сделает.
Он пока что еще комдив, не ты. Забыл, как он тебя обложил вечером? Ты ведь едва на губу не загремел.
– Мы арестуем Зельского сами, – пожал плечами Чешнев. – Он спит и подвоха не ожидает. Господа, будите остальных и поднимайте дивизию в ружье. Боевая тревога!
Я возьму дежурный караул и нейтрализую полковника. Выстроить людей на плацу, и пехтуру, и экипажи. Я скажу им несколько слов перед тем, как двинемся на Моколу.
– Ханс, ты сбрендил! – Замполит дивизии выпрямился во весь рост. Стул, на котором он сидел, отлетел в сторону. – Это же неподчинение приказам, прямой мятеж!
– Да, Семен, в столице мятеж, – согласился подполковник. – Народный Председатель так прямо и сказал. И я намерен выполнить свой долг и этот мятеж подавить. Мне плевать, что думает комдив. Мне плевать, что думает начштаба. Через полчаса дивизия должна двинуться на Моколу. Господа, те, кто боится или по другим причинам не желает участвовать в подавлении бунта, может остаться в казармах. Я не стану заставлять никого под прицелом разрядника. Но и на пустую болтовню у меня времени нет. Кто со мной – встаньте.
– Тю, да какая разница, в кого будем пострелять! – весело усмехнулся лейтенант Пахомов, вскакивая на ноги. – Я с вами, господин подполковник. Давайте я сам Зельского возьму, а? Давно хотел этому козлу в морду плюнуть!
Несмотря на внутреннее напряжение, Чешнев с трудом удержался от улыбки. Какой же все-таки он еще мальчишка, этот лейтенант!
– Отставить, – сухо сказал он. – Митя, ты всерьез думаешь, что караул тебе подчинится, когда ты прикажешь комдива арестовать? Я сам. Господа, кто еще со мной?
Несколько секунд казалось, что тишина в комнате вот-вот обрушится и раскатает всех в тонкий блин. Потом… потом пронзительно скрипнул по паркету стул, и поднялся капитан Колидзе.
– Я с тобой, Ханс.
Снова скрипнул стул. Капитан Береснев грузно поднялся на ноги.
– И я, – тяжело вздохнув, сообщил он.
Эти слова будто прорвали плотину. Офицеры один за другим поднимались на ноги, и вскоре все как один стояли на ногах. Воротнев дико огляделся по сторонам.
– Вы все сбрендили, – выдохнул он. – Чесслово, сбрендили…
– Ты с нами? – в упор спросил его подполковник. – Если боишься, что потом тебя обвинят в мятеже, я могу приказать тебя арестовать и засунуть на гаупвахту.
Останешься чистым.
Замполит оглянулся по сторонам. Люди, кто с насмешкой, кто угрюмо, смотрели на него.
– А! – неожиданно махнул рукой он. – Хрен с вами, так и так в жопе окажусь. Не мятежник, так допустивший мятеж. В Главпуре не посмотрят, на губе я сидел или по бабам шлялся, все равно крайним сделают. Но ты, Ханс, точно сумасшедший. Под трибунал все пойдем, точно тебе говорю.
– Ну, это еще когда будет! – криво ухмыльнулся Чешнев. – А до того мы немножко повоюем. Дивизию в ружье, господа!
– Ты с ума сошел! – всхлипнула Люся, уцепившись за плечи мужа. – Тебя же убьют!
Ну посмотри на себя в зеркало – какой из тебя вояка?!
– Какой бы ни был, – хмуро ответил Тимур, поглаживая ее по спине. – Люсенька, милая, ну пойми же ты – я не могу остаться дома. Сколько десятилетий мы сидели в этом дерьме – и теперь, когда появился реальный шанс начать выкарабкиваться, эти гниды устроили путч! Мне надоело шептаться на кухне с ребятами. Пора сделать что-то настоящее.