Заботою правительства должно являться практическое водворение в жизнь главных стимулов гражданской свободы. Положение дела требует от власти приемов, свидетельствующих об искренности и прямоте ее намерений. С этой целью правительство должно себе поставить непоколебимым принципом полное невмешательство в выборы в Государственную думу и искреннее стремление к осуществлению мер, предрешенных указом 12 декабря.
В отношении к будущей Государственной думе заботою правительства должно быть поддержание ее престижа, доверие к ее работам и обеспечение подобающего сему учреждению значения.
Правительство не должно являться элементом противодействия решениям Думы, поскольку решения эти не будут коренным образом расходиться с величием России, достигнутым тысячелетней ее историей. Правительство должно следовать мысли, высказанной в высочайшем манифесте об образовании Государственной думы, что положение о Думе подлежит дальнейшему развитию в зависимости от выяснившихся несовершенств и запросов времени.
Правительству надлежит выяснить и установить эти запросы, формулировать гарантию гражданского правопорядка, руководствуясь, конечно, господствующей в большинстве общества идеей, а не отголосками хотя бы и резко выраженных требований отдельных кружков, удовлетворение коих невозможно уже потому, что они постоянно меняются.
Но удовлетворение желаний широких слоев общества путем той или иной формулировки гражданского правопорядка необходимо.
Весьма важно преобразовать Государственный совет на началах видного участия в нем выборных элементов ибо только при этом условии возможно установить нормальные отношения между этим учреждением и Государственной думой.
Не перечисляя дальнейших мероприятий, которые должны находиться в зависимости от обстоятельств, я полагаю, что деятельность власти во всех ступенях должна быть охвачена следующими руководящими принципами. 1) Прямота и искренность в утверждении на всех поприщах даруемых населению благ гражданской свободы и установление гарантий сей свободы. 2) Стремление к устранению исключительных законоположений. 3) Согласование действий всех органов правительства. 4) Устранение репрессивных мер против действий, явно не угрожающих обществу и государству, и 5) Противодействие действиям, явно угрожающим обществу и государству, опираясь на закон и в духовном единении с благоразумным большинством общества.
Само собой разумеется, осуществление поставленных выше задач возможно лишь при широком и деятельном содействии общества и при соответствующем спокойствии, которое бы позволило направить силы к плодотворной работе.
Следует верить в политический такт русского общества, так как немыслимо, чтобы русское общество желало анархии, угрожающей, помимо всех ужасов борьбы, расчленением государства".
– Интересно, – Олег поднял взгляд на Витте. – Что это такое?
– Это моя всеподданнейшая записка, представленная государю императору для обсуждения позавчера, девятого октября. Мы с князем Оболенским и графом Вуичем готовили ее в течение прошлой недели, последний вариант сделан несколько дней назад. Сейчас государь обдумывает этот доклад и в ближайшее время должен сообщить свое мнение. У меня есть все основания надеяться, что он все-таки согласится на существенное расширение круга избирателей. А что вы об этом документе думаете, господин марсианин? С марсианской точки зрения?
Олег хмыкнул. Граф, хотя и изрядный зануда, начинал ему нравиться. Чувство юмора у него, по крайней мере, атрофировалось не до конца.
– Очень неплохо, хотя стиль кое-где страдает. Кстати, что это за указ от двенадцатого декабря?
– Ну как же? – удивился Витте. – У вас такие либеральные идеи, и вы не осведомлены об указе "О предначертаниях к усовершенствованию Государственного порядка"? Ведь именно там и было обещано расширение прав земств, страхование рабочих, эмансипация инородцев и иноверцев, устранение цензуры и так далее.
– А, вон вы о чем, – пробурчал Олег. Признаваться, что он не имеет понятия, о чем идет речь, не хотелось. – Разумеется, осведомлен. Просто дату запамятовал.
Но вернемся к вашему документу. В таком виде это всего лишь декларация о намерениях. У вас есть проекты законов, в соответствии с которыми эти намерения должны реализовываться?
– Нет, – Витте опустился в свое кресло за бюро и положил на столешницу сжатые в замок руки. – Я полагаю, что в самом ближайшем будущем…
– Неправильно полагаете, – холодно оборвал его Олег. – Вы должны ничуть не хуже меня понимать, что такое стоящая у власти бюрократия. Если вы не дадите ей четкие законы, в рамки которых удастся загнать их фантазию, они либо наломают дров, либо спустят на тормозах самые замечательные проекты. Поверьте мне, я этого дерьма нахлебался полной ложкой.
– Вы это мне будете рассказывать, сударь! Председателю Комитета министров! – неожиданно фыркнул граф. – Однако…
– Следующий вопрос – где гарантия, что на следующий день вашему государю императору не ударит в голову его самолюбие и он не отзовет свой указ? – не обращая внимания на реплику, продолжил Олег. – Сегодня это правительство по указу императора всемерно заботится о гражданском обществе, а завтра императору придет в голову фантазия все эти заботы отменить как вредные и несвоевременные.
И что вы станете делать? Нет, Сергей Юльевич, в первую очередь следует законодательно ограничить именно императорскую власть.
– Я попросил бы вас, сударь, не забываться, – не менее холодно отпарировал граф.
– Государь император – верховный правитель государства, и обсуждать рамки его власти – это прямая измена.
– Значит, можете порвать этот ваш документ в клочки и выбросить, – пожал Олег плечами. – Абсолютная монархия – прекрасный строй, если во главе ее стоит выдающаяся личность. Нынешний же государь… В общем, пока власть вашего монарха не будет ограничена конституцией, а внутренняя и внешняя политика не перестанут определяться утренним настроением его жены, любые реформы в любой момент пойдут псу под хвост.
– Сударь, вы забываетесь! Я вынужден еще раз указать, что ваши речи граничат с прямой изменой. Я сам могу высказать немало нелестных эпитетов в адрес государя императора, государыни императрицы и дурно влияющего на них окружения, но я лояльный подданный Его Императорского Величества! Прошу немедленно прекратить разговоры на эту тему!
Скрежещущие нотки в голосе Витте подсказали Олегу, что развивать тему и в самом деле небезопасно. Он и так добился многого – вплоть до обсуждения секретнейшего документа. Видимо, даже у его влияния Эталона есть свои ограничения. Или это "рельсы"? Или Витте просто подозревает его, Олега, в провокации? Неважно.
Придется работать с тем, что есть. И как следует погладить его по шерстке…
– Хорошо, оставим пока эту тему, – Олег еще раз взял в руки документ. – Значит, так. Вы мыслите абсолютно правильно. Принятие перечисленных мер действительно окажет серьезное влияние на внутриполитическую ситуацию. У вас действительно государственное мышление, Сергей Юльевич. Однако я бы слегка уточнил формулировки в тексте. У вас не найдется пера и листа бумаги?
Еще полтора часа спустя князь Оболенский, тихо вошедший в кабинет в сопровождении лакея, застал удивительную картину.
Граф Сергей Юльевич Витте, без сюртука, в одной жилетке, возбужденно жестикулируя, расхаживал по кабинету. В его кресле возле бюро восседал странный субъект лет сорока, в халате и с перевязанной головой. Пальцы субъекта, впрочем, как и беспорядочно разбросанные по столу листы бумаги, обильно покрывали чернильные пятна. На полу возле бюро лежали два сломанных пера, да и третье, зажатое в его пальцах, в ближайшем времени ожидала та же участь. На краю бюро стояли тарелка с бутербродами и два дымящихся стакана чая.