– Олег Захарович, – тихо произнес ученый. – У меня есть знакомый врач, очень хороший, который специализируется на неврозах.
– У меня тоже есть такой знакомый врач, – отмахнулся Олег. – Некто Болотов Михаил Кусаевич, владелец и заведующий Покровской клиникой. За две недели моего пребывания там он не нашел у меня ничего предосудительного, кроме некоторого нервного истощения. Я в полном здравии, и я инопланетянин.
– Вы с Марса, как у Уэллса, да? – восторженно спросил Иван. Его глаза горели. – Вы прилетели в большом цилиндре? Вас из пушки выстреливали, как у Жюля Верна?
Олег рассмеялся и потрепал его по макушке.
– Если бы мной выстрелили из пушки, я бы точно не остался в здравом рассудке, – сквозь смех пробормотал он. – Да и вообще со здоровьем бы распростился. Какое там здоровье у покойника! Нет уж, Иван, я не с Марса. Боюсь, мой родной дом куда дальше. Евгений Ильич, мне страшно неловко за такой поворот разговора. Начали о полимерах, а закончили о психических расстройствах… У меня есть предложение.
Давайте сделаем вид, что мы ни слова не промолвили насчет моего образования и происхождения сведений. Вернемся к науке. Что вы думаете про идею полиэтилена?
– Вы странный человек, Олег Захарович, – медленно проговорил Вагранов. – Вы говорите невероятные вещи, и, тем не менее, вам почему-то хочется верить. Так случилось, что я лично знаю господина Болотова, пусть и не слишком близко.
Как-нибудь потом я пообщаюсь с ним на ваш счет, но пока… Пока вы правы.
Оставим в стороне этот нонсенс насчет вашего инопланетного происхождения и вернемся к химии. Так случилось, что я читал статью Ойгена Бамбергера про вещество полиметилен, которое его коллега Ханс фон Пехманн получил путем нагревания диазометана. Было это году, кажется, в девяносто восьмом или девяносто девятом. Мне лично больше импонируют опыты с формальдегидными смолами, получающими все большее распространение, но с учетом того, что говорите вы…
Возможно, в этом имеется рациональное зерно.
Он помолчал, потирая ладони.
– Боюсь, однако, что проверить на практике что-либо нам будет сложновато.
Потребуется оборудование, потребуется сырье. Нужны средства, в конце концов, хотя бы для покупки реактивов, да и без помещения под лабораторию не обойтись.
Если в Петербурге можно было бы прибегнуть к помощи некоторых хороших ученых, то здесь… Сегодня Москва, знаете ли, провинциальный город, пусть и кичится званием древней столицы всея Руси, и в научном плане мало что значит.
– Будем работать с тем, что есть. Средства на первых порах мне пообещали, далее найдем, кого привлечь из промышленников. Из пластиков можно извлечь огромную прибыль. На первых порах можно давить авторитетом Зубатова, далее пойдет само.
– Зубатова? – насторожился Вагранов. – Что у вас за дела с Охранным отделением?
– Ну, – Олег пожал плечами, – если вы действительно захотите пообщаться на мой счет с Болотовым, то шила в мешке все равно не утаишь. Зубатов меня нашел, выходил и сейчас в какой-то мере поддерживает. К политическому сыску это отношения не имеет, уверяю вас.
– Сергей Васильевич Зубатов, – холодно заметил ученый, – известен как мастер политических провокаций. Определенные круги весьма радовались, когда два года назад его отправили в отставку. И весьма огорчались, когда его так внезапно вернули на прежнюю должность.
– И на что именно он, вы предполагаете, хочет вас спровоцировать? – ядовито поинтересовался Олег. – Или вы тайный член террористической организации и боитесь за свою конспирацию? Ох… простите. Непроизвольно вышло.
– Ничего, – поджал губы Вагранов. – Куда-то не в ту сторону у нас разговор клониться начал. Я не имею ничего против господина Зубатова лично – человек он, по отзывам, умный и интеллигентный, но организация, чье отделение он возглавляет, пользуется в обществе весьма дурной славой. Это я вам как марсианину говорю, чтобы неожиданностью не оказалось.
– Туше, – снова рассмеялся Олег. – Марсианин принял ваши слова к сведению. Хотя покажите мне общество, в котором политическая полиция имеет добрую репутацию!
Однако о политике мы с вами разговаривать не станем ни в каком раскладе. Если мы с вами сработаемся – а мы с вами обязательно сработаемся, я в этом уверен! – нам и научных тем выше крыши хватит. Резюмируя сегодняшний разговор, я хочу попросить вас о встрече… скажем, в воскресенье, у меня на квартире. Я хочу, чтобы вы привели с собой двоих или троих толковых коллег, желательно с опытом преподавательской работы, умеющих вычленять зерна истины из той чепухи, что студенты несут на экзаменах. Я постараюсь подготовиться поосновательнее, собрав в одну кучку все, что помню по теме. И тогда мы уже сможем обсудить предмет поподробнее, чтобы понять, в какую сторону двигаться и какие ресурсы нам потребны. Что скажете? Мой адрес – Хлебный переулок, доходный дом Митенкова. Он такой каменный, квадратный, со внутренним двором. На втором этаже угловая квартира, мимо дровяника подниметесь по наружной лестнице на галерею – сразу налево. Ну, спросите, если что.
– Хорошо. В воскресенье в… скажем, десять утра, – кивнул ученый, рассматривая набросанные Олегом строки.
– Тогда до встречи, – Олег улыбнулся, поднимаясь, хлопнул Ивана по плечу и вышел.
Какое-то время Вагранов задумчиво изучал оставшиеся от Олега наброски. Школяр, затаив дыхание, смотрел на него.
– Ох, Ванюша… – наконец нарушил тот молчание. – Привел же ты гостя на мою голову! Охранное отделение, а?
– Я же не знал, – мальчик, покраснев, опустил голову. – Он так ругался с директором…
– Ладно, – ободряюще улыбнулся Евгений Ильич. – Ты все сделал правильно. Охранка или не Охранка, марсианин или нет, но если он действительно может сообщить что-то стоящее, то я буду с ним работать. Интересно, зачем он пришел в Промышленное училище? Хотя куда ему еще было идти… Да, в наши дни университет без химического факультета – это позорище, а не университет. Ты, кстати, почему не на уроках?
– Ну… – мальчик вскочил. – Так, выдалась свободная минутка. Я побежал, ага?
– Опять из класса выгнали? – грозно нахмурился Вагранов. – Смотри, озорник, все маме расскажу! – крикнул он вдогонку топочущим по лестнице ботинкам и улыбнулся.
Потом уставился на рисунки на столе и снова нахмурился.
– Послал же бог мне марсианина… – пробормотал он себе под нос.
"Общий вызов элементов Сферы. Трансляция сырых данных. Частичная расшифровка материала по истории Дискретных. Высокий приоритет. Конец заголовка". …Вероятно, холодно-логичные искины сумели бы сохранить традиционную цивилизацию даже в условиях дальних станций, как за несколько столетий до того они сумели дать новую жизнь одряхлевшему человечеству. Потребовались бы долгие столетия медленного накопления ресурсов, увеличения жизненного пространства и роста человеческой популяции, но рано или поздно количество перешло бы в качество. Биологического материала для генерации субстрата на станциях хватало, а запасных тел для новых чоки-компаньонов на складах имелось с запасом. Кроме того, по мере естественной смерти людей тела их чоки-компаньонов после миграции искинов также могли быть утилизированы заново. Однако к счастью ли, к горю ли, но вернуться на традиционные рельсы людям было уже не суждено.
К моменту Катастрофы на Базе-1 "Эдельвейс", обращающейся вокруг Ригеля Кентауруса, старейшей и наиболее развитой инфраструктурно, практически завершился основной цикл исследований, связанных с технологией снятия слепков с биологических психоматриц. Вообще-то помимо собственно изучения тройной звезды Альфы Центавра база специализировалась на экспериментах по перестройке вакуумных структур, которые из-за потенциальной их опасности не рисковали проводить в окрестностях Солнечной системы. Но в свое время административная двойка "Эдельвейса" сочла возможным выделить ресурсы и на другие побочные занятия.
Зародышем лавины, сбившей человечество с традиционного пути, стал выдающийся ум ученого Ройко Джонсона. Рожденный из генетического материала астрофизика Роберта Джонсона и главврача Ольги Лан Цзы, Ройко принадлежал ко второму поколению исследователей. Он родился на "Эдельвейсе" несколько лет спустя после его основания, еще до Катастрофы. В возрасте пятнадцати лет страстно увлекавшийся виртуальными играми юноша поклялся, что обязательно реализует давнюю мечту фантастов, научившись переселять сознание человека в виртуальный мир, где оно сможет существовать бесконечно. В возрасте двадцати лет, блестяще закончив образовательные курсы, заменявшие на станциях школу, он получил специализации в области нейромедицины и физики глубокого вакуума и занялся исследованиями в области нейрофизиологии, вовсю используя новейшую медицинскую аппаратуру, за год до того доставленную с Земли автономным грузовиком.