– Тогда я папа римский, – хмыкнул заводчик. – Да пусть хоть шпион, мне все равно, если такие идеи дарит. Жаль, что в инженеры ко мне не пошел. Подучили бы, и был бы тебе, Степан, достойный товарищ. В наше время, когда все только о политике и думают, толковые люди ох как редки. Жаль…
– Откуда он взялся, такой умный и проницательный? – осведомился профессор, тяжело поднимаясь на ноги. – В Санкт-Петербурге не был, Москву не знает…
Каменск – это где?
– Он сказал, что где-то в Екатеринбургском уезде Пермской губернии, – пожал плечами Овчинников. – Екатеринбург я знаю, это промышленный город на Урале. А вот про Каменск не слышал никогда. Ну, мало ли в России небольших городов? Но тут я нашему Олегу свет Захаровичу совершенно определенно не верю. Чтобы в захолустье нашелся человек с подобным уровнем знаний?
– В общем, темна вода во облацех, – задумчиво подытожил Гакенталь. – Но разве нам это важно? Что думаешь, Степан? Управишься с двигателем за два месяца, как наш гость предположил?
– Управлюсь, – твердо кивнул инженер. – Надо только прикинуть, кого из мастеров на это дело поставить. Надежный должен быть человек, не пить, политикой не интересоваться. И с толковыми рабочими тоже туго.
– Ну, найдешь кого-нибудь, – хмыкнул заводчик. – Чай, немаленький у меня завод, людей хватает. И присматривай самолично.
– Сделаем, Федор Федорович, – твердо кивнул Овчинников. – Обязательно сделаем.
– Как идет подготовка к восстанию?
Говорящий был хмур и лаконичен. С раннего утра у него болела голова и текло из носа, и больше всего ему хотелось выпить полстакана водки с перцем и закутаться в одеяло у себя на кровати. Но долг не позволял ему пренебречь таким важным делом, как очередное собрание. Особенно сейчас, когда успех уже был рядом, рукой подать… Он обвел взглядом сумрачную комнату, забитую народом, – на сей раз для проведения встречи избрали местом одну из подсобок Трехгорной мануфактуры. – Товарищ Черномордик?
– Рабочие настроены правильно, – не менее хмуро откликнулся тот, к кому обращались. – Особенно распространено понимание ситуации на орехово-зуевских мануфактурах. Впрочем, в городе тоже процент сознательных товарищей достаточно высок. На нашей стороне не только рабочие, но и революционные студенты, и даже некоторые фабриканты наподобие Шмита.
– То есть мы определенно можем рассчитывать, что в нужный момент мы сможем вывести людей на улицы? – уточнил председатель собрания.
– Да, товарищ Худой, – согласился товарищ Черномордик, в обычной жизни носивший фамилию Ларионов. – Люди готовы, боевые дружины сформируем в течение одного-двух дней после сигнала. Дело только за самим сигналом. Ну, и за оружием тоже.
– Хорошо, – кивнул председатель. – Товарищ Николай Матвеевич, что вы можете сказать об оружии?
– С оружием проблем не будет, – нехорошо усмехнулся тот. – Револьверов у нас хватит, чтобы пол-Москвы вооружить. Взрывчатка также запасена, спасибо товарищу Ильину из эсэров и продажным интендантам Московского гарнизона. Иногда у меня возникает впечатление, что самодержавие в России прогнило настолько, что и усилий особых не надо – только пальцем толкни, и само рухнет.
– Рано торжествуете, товарищ, – холодно оборвал его председатель. – Не одного нашего соратника подвела излишняя самоуверенность. Самодержавие прогнило, но сопротивляться будет до последнего. Борьба ожидается долгой и кровавой.
Человек, известный под партийной кличкой "Николай Матвеевич", лишь пожал плечами.
– Значит, станем бороться и проливать кровь, – пробурчал он. – Не впервой.
– Не сомневаюсь, – председатель сухо кивнул и громко высморкался в уже изрядно промоченный носовой платок. – Товарищ Седой, что насчет винтовок?
– С винтовками пока туго, – виновато пожал тот плечами. – Есть у нас выходы на заводчиков через товарищей за границей, но плохо дело идет. Подозрительные какие-то эти сволочи, все выспрашивают, что да как. Самая реальная зацепка – торгуем у одного пройдохи во Франции два вагона ружей. Где он их украл – непонятно, но явно украл, а не купил. И все равно жмется, цену ломит, не продает.
– Плохо, – вздохнул товарищ Худой, – очень плохо. С одними револьверами против конных и пушек не повоюешь. Ты уж, Зиновий, постарайся как-нибудь вывернуться. К началу ноября, кровь из носу, винтовки должны быть в городе. Если денег потребуется больше – скажи, придумаем что-нибудь. Тут один богатый старовер нашелся, нынешнюю бесовскую власть ненавидит хуже самого черта. Тоже прижимист, злодей, но видно, что денег у него выпросить можно.
– У еврейских купцов денег водится куча, – заявил тот. – У них шукать надо.
– Еврейские купцы по части прижимистости староверам не уступают, товарищ Леший, – скривился председатель. – Им что, они уже и так хорошо устроились. Их нынешняя власть по большей части устраивает, особенно после весенних послаблений.
Говоришь с таким вот купчиной и не знаешь – денег даст или же в полицию побежит заявлять. Вот молодежь голоштанная, местечковая, все правильно понимает, но с них и грош взять стыдно.
– Натравить на них черную сотню, чтобы погромили чуток – сразу правильный взгляд на жизнь выработают, – зло прорычал Литвин. – Как о боге своем иудейском в иешивах рассуждать – само красноречие, а как до дела доходит…
– И без нас их громят порядочно, – вздохнул председатель. – Сам знаешь. Да только от коровы битьем молока не добьешься. Но не будем отвлекаться. Если у тебя есть предложения, как добиться от еврейских, а заодно и от всех прочих купцов денег, с удовольствием выслушаю тебя после собрания. С учетом того, что "Бунд" скомпрометирован сотрудничеством с Охранкой. Товарищ Леший! Как дела с листовками?
– Полиция разгромила одну типографию, – пробасил тот. – Ту, что товарищ Южин курировал. Через Южина, наверное, и вышли на нее. Но еще три работают бесперебойно. С листовками проблем не будет. Товарищи Киска и Мимоза, опять же, помогают чем могут, хотя и на нелегальном положении.
– Хорошо, – кивнул председатель. – Кстати, раз уж речь зашла о Мимозе. А что, товарищ Фрей и иже с ним из Женевы ничего не передавали, никаких инструкций?
– Товарищ Фрей, – в голосе говорящего отчетливо зазвучал сарказм, – из Женевы ничего не передавал, кроме призывов и лозунгов. Товарищу Фрею, как и прочим из его компании, давно нет дела до реальной работы в России. Он хорошо устроился там, на заграничных хлебах, трещит языком на каждом углу, статейки в газеты пописывает, перед эмигрантами выступает, клички себе придумывает одну за одной и ни хрена не делает. Все у него "архинужно" и "архиважно", – он так умело передразнил ульяновский выговор, что многие засмеялись, – а толку ноль. Добро же им там съезды устраивать, от оппортунистов отмежевываться! Это куда веселей, чем под пулями царских сатрапов революцию устраивать. Но вот попомните мои слова, если выгорит у нас дело, он-то потом и окажется главным во всем! А мы – так, сбоку припека.
– Не кипятись, – примирительно произнес председатель. – Они там тоже нужное дело делают.
– Это Троцкий в Питере нужное дело делает, – сплюнул на пол Доссер. – Почему он в апреле не побоялся в Россию сунуться? Тоже, чай, сейчас нелегал. А благодаря ему Советы там такую силу забрали, что даже правительство их боится. Столичная полиция по струнке ходит! Эсэры, хоть и неправильной идеологии придерживаются, тоже полезны, тоже свои люди, всегда договориться можно. А эти… болтуны заграничные… порвал бы своими руками! Вон, товарищ Седой только что о проблемах с винтовками рассказывал. Это из-за тех языкастых у нас проблемы, а не из-за прижимистости заводчиков!
– Ладно, ладно! – успокаивающе поднял ладони председатель. – Не о том сейчас речь. Итак, товарищи, настало время, наконец, прейти от накопления сил к активным действиям. Жандармы идут по нашим следам, и тянуть нельзя. На сегодня утвержденный план таков. В конце сентября – начале октября организуем серию забастовок на всех московских железных дорогах, начиная с Николаевской. Отрезать Москву от Питера крайне, жизненно необходимо. Параллельно товарищи из других мест – в Казани, Горловке, Сормово и так далее – тоже начнут забастовки на железных дорогах и предприятиях. Параллельно пошлем людей по городу обходить мастерские и мануфактуры и разъяснять важность забастовок, призывать бросать работу всех без исключения. В течение месяца мы будем последовательно подрывать устои царизма, разрушать его местные структуры и распылять жандармов и войска по всей территории страны, после чего перейдем к открытой вооруженной борьбе.