– Да?
– Павел Оттович, есть минутка свободная? – осведомился Олег. – Загляни, если не сложно.
Интерком фыркнул и отключился. Спустя две минуты натянутой, словно блузка на юной девице, тишины дверь распахнулась, и Бирон стремительно влетел в нее, едва не запнувшись о порог.
– Чё надо?.. – спросил он, но, увидев предкодепа, осекся. – А, понятно.
– Спасибо, что заглянул, Павел Оттович, – хладнокровно поблагодарил его Народный Председатель. – Посмотри еще раз на газету, будь добр.
Бирон удивленно поднял бровь, но газету взял, пробежал глазами страницу и пожал плечами.
– Ну и?
– Что-то не совпадает с предъявленной мне версткой, можешь сходу сказать?
– Могу, – опять пожал плечами Бирон. – Все верно. Выглядит в точности так, как согласовывали. Или внимательно просмотреть на предмет несанкционированного мата?
– Спасибо, не надо, – Олег усмехнулся. – Речь, как я понимаю, о нецензурщине политической, а не уличной. Так, Аркадий Хосевич?
Главный цензор страны растерянно посмотрел на него. Краска стремительно сходила с его лица.
– Молчание – знак согласия. Итак, что мы имеем? Интервью, лично отредактированное и завизированное мной. Верстка полосы, согласованная с канцелярией и, опять таки, подписанная лично мной. То есть ответственность за эти материалы лежит исключительно на мне. Скажите, Аркадий Хосевич, за что вы собираетесь уволить редактора? За то, что он, в отличие от вас, в точности следовал моим указаниям?
Предкодеп раскрыл было рот, но Олег больше не дал ему вставить и слова.
– Вы, господин Мучник, либо безнадежно глухи, либо безнадежно глупы! – внезапно загремел он. – И ключевое слово здесь – "безнадежно"! Вы присутствовали на заседании, на котором было объявлено о новой политике открытости! Я едва ли не вам персонально растолковывал азы новых подходов к обсуждению насущных проблем!
Более того, специально для Кодепа канцелярия подготовила набор новых должностных инструкций и нормативных актов, регулирующих вашу деятельность. Вы слушали, что я говорил? Читали инструкции?
Последнюю фразу Олег гаркнул так громко, что едва не сорвал голос. Предкодеп аж съежился от звукового удара, стул под ним опасно скрипнул. Он все еще напоминал чайник, но не кипящий, а, скорее, неделю простоявший в морозильной камере. На бледно-белом лице Мучника теперь разве что не выступал иней.
– Нет, не читали! – во избежание дальнейших проблем с глоткой Олег понизил голос до зловещего рычания. – Не читали сами и наверняка не проследили за подчиненными. Скажите, Аркадий Хосевич, вы полагаете, что получаете зарплату за то, что протираете казенные кресла своей жирной жопой? Так я легко могу вас убедить в обратном. Вы умеете что-то делать, кроме как руководить – хреново руководить! – своими дебильными цензорами? Так рекомендую начать учиться чему-нибудь полезному. Метлой орудовать, что ли, или с лопатой потренироваться в садике возле казенной дачи! Потому что если вы еще раз придете ко мне с подобной херней или же попытаетесь сделать эту херню на практике без моего ведома, я вас в порошок сотру, понятно? Понятно, я спрашиваю? – Последнюю фразу он снова гаркнул во весь голос, одновременно врезав кулаком по столу.
Несчастного чиновника словно подбросило в воздух. Вскочив на ноги и вытянувшись во фрунт, он часто и мелко закивал.
– Да, господин Народный Председатель! – его голос ощутимо дрожал. – Конечно, господин Народный Председатель! Разумеется, господин…
– Можете идти, – оборвал его Олег. Предкодеп повернулся и на негнущихся ногах двинулся к выходу, опираясь на длинный покрытый зеленым бархатом стол для совещаний. С кривой улыбкой Народный Председатель проводил его взглядом и повернулся к Бирону, наблюдавшему за сценой со скрещенными на груди руками.
– Эк ты его! – хладнокровно сказал тот. – Прямо в тонкий блин раскатал. Вставил, можно сказать, по самые помидоры. Уволишь? И не жалко разбазаривать проверенные кадры?
– Этого кадра и разбазарить не жалко, – хмыкнул Олег. – Я с самого начала понял по его роже, что он новых порядков не понимает и не принимает, а потому станет саботировать. К счастью, я не ошибся – он действительно оказался идиотом. Тихой сапой мог бы куда больше навредить. Увольнять я его пока не буду, но пусть твои люди в Кодепе за ним приглядят как следует, ладно?
– Само собой, – кивнул Павел. – Кабинет у него еще со времен Шварцмана на прослушке, так что никуда не денется. Все? А то у меня там запарка…
– Да, Паш, спасибо, – кивнул Олег. – Только…
Он ощутимо заколебался. Картинка из ночного бреда – или все же не бреда? – живая и яркая, снова встала у него перед глазами. Короткая грива иссиня-черных волос, серые глаза – и маленькая родинка над правым веком, веселая улыбка. И – горячее гибкое тело в руках, и шепот "Держи меня крепче…" Он встряхнул головой.
– Ну, так что? – нетерпеливо спросил его начальник канцелярии. – Давай быстрее колись.
– Знаешь что, Пашка, – Олег хмыкнул про себя. В конце концов, это ни к чему его не обязывает. В крайнем случае ее просто не окажется в реальности. Тогда сбегаю на прием к психиатру, делов-то – в психушке годик-другой полежать… – Мне нужны сведения об одном человеке. Смогут твои ребята собрать информацию тихо и ненавязчиво? Полностью, все, что смогут?
– Обижаешь, – хмыкнул Бирон. – Машина как часы действует. Только вот сложности могут возникнуть с крупными шишками. За Смитсоном, например, наблюдать тяжко, у него собственная безопасность имеется.
– Не о Смитсоне речь, – отмахнулся Олег. – Девушка по имени Шарлот Оксана… как же ее… Оксана Александровна. Студентка Сечки…
– Чего? – удивился Бегемот. – Чего студентка?
– Пединститута, – Олег посмотрел на него, приподняв бровь. – Что, не слышал, что ли? Имени Сеченова – значит, Сечка. Погоди-ка…
Он быстро набросал имя на клочке бумаги и протянул его Бирону.
– Вот. Мне требуется полное описание внешности – с фотографией, разумеется, биография, знакомства. Есть шанс, что она впутана во что-то не совсем… поощряющееся. Ну, там тусовка молодежная или что-то в этом роде. Если так, то прикрыть от полиции. Установи наблюдение. Дай психологический портрет. Ну, все такое. Сделаешь?
– Без проблем, – Павел взглянул на бумажку и запрятал ее в карман. – Тебе как скоро? Неделю потерпишь? Быстрее профиль срисовать можно, но это халтура.
– Потерплю, – согласился Олег. – Но если… если заметишь что-то странное, не тяни с докладом.
– Странное? – Бирон удивленно посмотрел на него. – Это как?
– Не знаю, – вздохнул Олег. – На твое усмотрение.
Когда за Бироном закрылась дверь, Олег коротко хмыкнул и взялся за перо. Буквы лежавшего перед ним проекта указа танцевали перед глазами. Работать, тем более в воскресенье, страшно не хотелось, а хотелось взять из бара пару бутылок пива, растянуться на диване и врубить на импортном видюшнике какой-нибудь крутой боевик из забугорных. Он тряхнул головой, отгоняя заманчивый образ. Хорошо, что конец октября не располагает к вылазкам на природу, а то точно плюнул бы на все и смотался на дачу…
22 октября 1583 г. Закрытый город Малачинск. Объект №03/17
Доктор технических наук, заслуженный изобретатель Ростании Коробов Хуан Ильич, директор вагоностроительного завода номер семнадцать, в просторечии "семнашки" и "Танкограда", выпускающего три модели штурмовых танков и широкую номенклатуру запчастей к ним, глубоко и прерывисто вздохнул. Его взгляд упал на листок раскрытого перед ним ежедневника. Под жирной черной краской напечатанной датой "22.10.1583, ВТ" вкривь и вкось бежали торопливые карандашные строчки. Одну из них, в середине страницы, подчеркивали две толстые линии синей пасты. Коробов горько усмехнулся. Судя по всему, на заседании в горисполкоме сегодня придется перебиться без него. Он снова судорожно вздохнул и прислушался.
Гул толпы за окном определенно приближался к крещендо. Еще немного – и напряженное ожидание может разразиться чем угодно: от скандирования лозунгов до нанесения ущерба народному имуществу. А это неминуемо повлечет за собой ответную реакцию со стороны оцепления. Не то чтобы ему, директору, было так уж жалко побитых стекол, перевернутых урн или же покалеченных водометами рабочих, но план и так горел немилосердно. А если разогнать толпу грубо, до конца недели ввести цеха в нормальный режим не удастся. Кто-то с перепугу не явится на работу, кто-то окажется на больничном или же в спец-КПЗ УОД, а все прочие наверняка придут в такое состояние духа, что работа будет просто валиться у них из рук. И тогда для селекторного совещания с Перепелкиным придется готовить банку с вазелином или же флакон сердечных капель второй категории, причем неизвестно, что из них пригодится больше.